Шипы смерти (прогонка)

Я держал руку Ислы в своей, а когда мне нужно было переключить передачу, я положил ее руку себе на бедро. Тот факт, что она оставила его там и ждала, пока я возьму его снова, вызвал в моей груди столько эмоций.

Каззо , мне было плохо из-за моей жены. И чем глубже я падал, тем сильнее становился страх увидеть, как на моих глазах умирает другой человек, которого я любил.

— Исла, то, что я собираюсь тебе сказать, должно остаться между нами, — начал я. Я почувствовал, как ее рука напряглась на моем бедре, а ногти впились в мою плоть.

— Пришло время тебе довериться мне.

Я тяжело вздохнул. Черт, я не был готов сказать ей, что ее мать затащили в один из борделей моего отца. Я не хотел ее терять. Мне нужна была ее любовь, прежде чем я смог обрушить ее на нее. Я жаждал этого. Но страх увидеть ее смерть – как и у каждой женщины, когда-либо любившей мужчину Маркетти – был похоронен глубоко в моем сердце и в костном мозге.

— Начну со своей истории. Я схватился за руль, и его прорезиненная ручка протестующе скрипнула. — Когда мы доберемся до отеля, я поделюсь тем, что знаю о тебе. По крайней мере, что-то из этого.

«Тогда это останется между нами», — поклялась она, серьезно глядя на меня. "Я обещаю."

«Блин, с чего мне вообще начать?» - пробормотал я.

"Где угодно. Или, если это поможет, я могу задавать вопросы», — предложила она. И снова была эта мягкость. Она не была глупой, и, услышав, как священник назвал меня по имени, я понял, что она это подозревает. Черт возьми, она это знала, но ей нужно было мое подтверждение.

«Четырнадцать лет назад, когда Энцо был еще ребенком, а его брат еще рос в животе матери, мой брат умер». Боже, казалось, что это было много веков назад, но это было только вчера. "Мой старший брат."

Ее глоток прозвучал громко в маленьком пространстве.

«Энрико Маркетти умер». Там была моя умная жена. — Значит, ты действительно мертвый брат.

— Да, Энцо Лучиан Маркетти.

Я напрягся, ожидая, что она отдернет руку назад. Она никогда этого не делала.

— Вот почему ты сказал, что не женат.

Сардоническое дыхание сдавило мою грудь. Это была странная и неожиданная вещь, на которой стоило сосредоточиться. «Донателла была женой моего брата. Они презирали друг друга».

— А мальчики?

— Энрико назвал это ненавистью, — пробормотал я. «Донателла назвала это изнасилованием. Черт, если я знаю, но мальчики во всем этом невиновны.

Она сжала мою руку. "Они есть. И мы не позволим, чтобы с ними что-нибудь случилось». Неудивительно, что я влюбился в нее. Как я мог не? — Я предполагаю, что они не знают?

Они этого не сделали. Я никогда не мог заставить себя сказать им что-то подобное. Не после того, как они испытали ненависть и отвержение своей матери. Ради Пита, она пыталась убить их с самого рождения.

«Они мои сыновья». Мой голос прозвучал резче, чем я хотел. «Я никогда не позволю Донателле забрать их. Мне пришлось удерживать ее во время беременности Амадео, чтобы она не причинила вреда ребенку. Пока мой брат не умер, я не знал, что он делал то же самое, пока она была беременна Энцо».

"Иисус Христос."

«Я не знаю, что произошло между Донателлой и моим братом. Я был близок с ним, когда мы росли, но когда он занял место нашего папы в Омерте, наши пути не так часто пересекались. Я занимался законной стороной бизнеса Маркетти. Мой брат руководил всеми предприятиями Омерты. Я знал, что он сделал, но оставался на своей стороне. Вот только Энрико продолжал втягивать меня в свое дерьмо. Он был импульсивным. Я придерживался стратегии. Но Энрико был умен, и мы оба знали, что если с ним что-нибудь случится до того, как Энцо и Амадео станут мужчинами, наши враги постучатся в нашу дверь. Они готовы уничтожить всю нашу семью ради нашего места за столом».

Ее тонкие брови нахмурились. «Какой стол?»

«Как одна из пяти итальянских семей в Омерте. Жадность и власть являются убедительными мотиваторами». Исла молчала, внимательно слушая. «Мы с братом заключили оговорку, когда маленький Энцо родился после смерти нашего папы. Если бы Энрико умер, я бы принял его личность.

"Но почему? Почему ты не мог просто взять на себя роль его брата?»

«Потому что я отверг свою кровь и клятву перед всеми членами Омерты владеть какой-либо частью этого мира, пока мой отец был еще жив. Ответственность падала бы на маленького Энцо, которому только что исполнился первый день рождения».

— Итак, ты стал им. Ее шепот был едва слышен. — Разве ты не мог отказаться от этого ради всей своей семьи и ради Энцо? Она знала ответ, но это было слишком много для понимания. «Не могу поверить, что никто тебя не узнал».

«Люди часто не могли отличить нас друг от друга. Единственное, что нас действительно отличало, — это наш характер».

— Но даже Донателла? Ее хриплый голос дрожал. — Она не осознавала, что ты не ее муж?