«Позволь мне побеспокоиться об этом», — прохрипела она. «Ты поешь так, будто от этого зависит наша жизнь». По иронии судьбы, они это сделали. Нам нужны были деньги от этого выступления, чтобы сбежать обратно в Штаты. — Ты можешь сделать это для меня, Яврум? Мой ребенок. Мама никогда не возвращалась к греческому, если только не испытывала стресса или страха.
Или нужно было что-то от меня.
С тяжелым сердцем я кивнул, и она поцеловала меня в лоб. "Спасибо."
Быстро проверив микрофон и кратко кивнув, она оставила меня в углу сцены, прямо за занавесом, и выбежала.
Я затаил дыхание, ожидая, пока утихнут приветственные аплодисменты. Она любила оперу, но еще больше любила внимание. Она жила ради этого. Я любил петь, это чувство увлечения и прекращения существования мира, но я ненавидел центр внимания. Вот почему я знал, что никогда не пойду по стопам матери, как бы она ни настаивала.
Первые ноты разнеслись по воздуху, и меня охватило то же ощущение плавания.
Я пел для мамы, которая всегда была здесь. Для Отца, которого никогда не было.
Я закрыл глаза, наполнив легкие, и пел высокую до, черпая ноты и эмоции откуда-то глубоко, куда я редко заходил. Я выложился на полную, вытягивая из диафрагмы. Слова сдавили мои легкие.
Когда последняя нота прозвучала в пространстве, наступила тишина.
Мягкий. Ностальгия. Темный.
Я замерла, когда последняя нота слетела с моих губ, и грустные итальянские слова сотрясли мои кости. Мои глаза горели под закрытыми веками, столько эмоций перекатывалось в моей груди.
Было неправильно, что мы с мамой изменяли. Это неправильно, что я пел, но мне хотелось вернуться в Америку. Мы были в дороге слишком долго, и я скучал по запаху гамбургеров, приготовленных на пару крабов и залива.
Я все это пропустил.
Тишина воцарилась в большом оперном театре, и мне вспомнилось – не в первый раз – о том, как сцена под моими ногами стояла на протяжении веков. Я чувствовал себя привилегированным быть здесь, но мне хотелось бы, чтобы это происходило при менее обманчивых обстоятельствах. Как будто вселенная меня слушала, мои глаза распахнулись, и я обнаружил возвышающуюся надо мной фигуру, но освещение на сцене было слишком тусклым, чтобы ее разглядеть. Я прищурился, давая глазам привыкнуть, и был встречен яростным взглядом.
Я громко ахнул. Нас поймали.
Я попытался бежать, но споткнулся и столкнулся с твердым телом.
Моя голова взлетела вверх, щеки пылали.