Широкая кость

– Хочешь попробовать, Марсель? – Макс подмигивает; он обожает поддразнивать Марселя.

– Мне вовсе не надо охлаждаться, вовсе не надо! – Марсель мотает головой и подчеркнуто зевает.

– Три… два… один… – шепчет мне Макс.

И Марсель, как по заказу, бурчит:

– Хочу кофе.

Макс толкает меня в бок.

– Я всегда знаю, когда он хочет кофе.

Я приоткрываю чайник. Глухой звук звякающей керамики, запах ромашки.

– Что говорит чай? – Макс вглядывается в чайник. У него такое серьезное, простое лицо, он застенчив, но по-своему уверен в себе. Мне нравится то, как он с головой уходит в любое занятие, сосредотачивается на каждой мелочи. Когда он с тобой разговаривает, кажется, что он целиком поглощен разговором. Он настоящий. И добрый. Доброта так и пышет от него, как пар от чайника.

– Давай проверим, – говорю я. И смотрю на него. Мы оба притворяемся, будто нас всерьез занимает этот заваренный им чайник чая. Будто мы вложили в него капитал и он принадлежит нам. Устройство, в которое мы можем влиться сами. Что-то простое и священное, наше общее.

Желтое жидкое золото наполняет чашки, два оторвавшихся лепестка плавают по поверхности моего чая, скользя по волнам и качаясь на гребнях. Засушенные цветочки ожили.

– Положить тебе меду? – спрашивает Макс.

– Нет, спасибо, я люблю без ничего.

– Блюбель сама сладкая, как мед, – тупо острит Марсель.

До меня доходит, что я протираю одну чайную ложечку уже семь минут, так что большой палец онемел.

– Весь день так сидела бы, – говорю я. – А ты?

– Всю жизнь, – усмехается Макс. – Сидел бы и сидел так всю жизнь.

Розовая вода

– За дело, за дело. – Мимо нас протискивается Алисия. – Давайте, давайте, нечего прохлаждаться, что тут за чаепитие? Вы не в школьном буфете, чуваки.

Мы с Максом вскакиваем и вытягиваемся в струнку. Макс долю секунды смотрит на меня. Я почти слышу его глубокий вздох, будто в бешенстве. Могу поспорить, он готов разозлиться на Алисию за то, что она нарушила наше романтическое чаепитие, но не подаст виду. Он во всех видит хорошую сторону.

НО…

Я – нет. Не сейчас. Алисия! Как же она бесит! (Извините, понимаю, что пишу сейчас не о еде, меня опять заносит, но мне просто необходимо выпустить пар – РРРР! – я серьезно. Какая-то фря, понимаете ли, испытывает твое терпение и влезает в личную жизнь – помогите сестрице. ЕЛКИ-ПАЛКИ!)

Может быть, у Алисии просто отсутствует социальная эмпатия. Возможно, она лишена радара, который кричит: «Эта девчонка, может быть, затеяла флирт, и ей не надо мешать». В этом что-то есть – вот и в еде она ничего не понимает: у нее нет чувства стиля или вкуса, когда дело касается еды. Я знаю, что Алисия совсем не разбирается в выпечке, потому что ей нравятся дикие жуткие ароматы вроде розовой воды, а это совсем неподходящий запах для кекса, который хоть кто-нибудь захочет съесть. Ненавижу розовую воду. Она воняет. Ненавижу. У нее старушечий вкус. Она портит любую выпечку. Роза. Прекрасный цветок. Прекрасные духи. Но не для еды.

Мы разбредаемся по своей планете, а посетители прибывают. Парочка, которой хочется кофе после пробежки. Розовощекие и запыхавшиеся. Просматривают меню, крепко сцепившись указательными пальцами. Меню написано моими каракулями. Макс подходит к ним. Улыбается им точно так же, как перед этим улыбался мне. Я завидую, ведь они видят его улыбку так близко. Но им это по барабану.

Бормотание радио образует ремикс с ударами моего сердца. Снаружи пробегают прохожие, одетые по-летнему, разноцветные, как специи из набора «Сотни и тысячи». Заблудившиеся в жаре. Разгар лета.

А здесь мы. Воткнутые в парилку кофейни, горячую, потную, липкую. Где запах кофе так и въедается в лицо. Потому что черные крупинки из кофемолки забираются прямо под кожу, а особенно в гортань, где оседают дымной, похожей на пепел горечью. Скрежет, стук металла о металл. Крошащиеся облака морковного торта, кажется, готовы рухнуть под собственной мягкой сладостью, глазурь тает до состояния, когда сахарные гранулы, похоже, сами рады расплавиться. И огрызающаяся Алисия. Красная помада размазана, руки в боки, глаз дергается.

А мне суют влажную губку.

Я чувствую, как мои телеса вываливаются из одежды. Я очень люблю вещи в обтяжку. По-моему, это красиво, когда складки тела выпирают из ткани. От мысли о том, что Макс, возможно, смотрит на мои телеса, я кажусь себе симпатичнее, хотя подводка для глаз, скорее всего, размазалась, но я приучила себя считать, что и это выглядит неплохо. После разговора с Максом я вся на взводе. В моем теле, в кровеносных сосудах все еще взрываются белые звезды. Я протираю витрину, в которой отражается Макс, готовящий кофе. Глядя на его отражение, я почти что вижу, как ромашковый чай течет по его венам, как горячее жидкое золото, и просвечивает, как лавовая лампа, сквозь кожу. Оттого что я теперь так далеко от него, в другом конце зала, после того как мы были совсем рядом, мне делается грустно и в то же время приятно – как ностальгическое воспоминание по возвращении домой из Диснейленда, после прекраснейшего на свете дня.

Рахат-лукум

И близко меня не подпускайте.