Широкая кость

Далее следует поток бранных слов, мы с Дав наливаем себе по тарелке лиственного супа и, хохоча, дуем на ложки. С солью, перцем, капелькой мускатного ореха и кляксой сливок это вполне съедобно.

Сладкое и кислое

После «обеда» за Дав забегают ее приятели. Они собираются в скейт-парк. Мама нервничает и паникует и наскоро готовит для Дав сэндвич с арахисовым маслом, который верная себе Дав кладет на буфет и забывает взять. Совершенно не понимаю людей, которые забывают о еде.

Я остаюсь с мамой и папой, наблюдая, как сладость их отношений скисает.

Нет! Ну разве можно столько спорить? Мама наезжает на папу. Папа на маму. Мама называет папу неудачником. Она говорит, что он вымещает на ней гнев из-за неудавшейся карьеры. Он смеется и говорит «чья бы корова мычала» и называет ее «паразиткой». Она швыряет книгу ему в голову. Папа называет маму «сопливым подростком с эмоциональной неуравновешенностью». Он говорит, что у нее «слишком много сожалений» и что пора бы «перестать цепляться и плыть дальше». Мама фыркает ему в лицо и говорит, что сам он «подросток». Обзывает его «нахлебником», «бездарью» и «посмешищем».

Потом мама начинает плакать.

Дом кипит, как суп.

Нужно отсюда сваливать. Я должна что-то испытать. Куда-то пойти, в такое место, где можно стряхнуть с себя всю эту гадость. Может быть, это место – спортзал?

Не попробовать ли еще разок?

Вам это должно понравиться, доктор!

Хотя ведь никто не собирается все это читать?

Я иду наверх собираться.

Но я продолжаю их слышать: они орут, орут, орут, в комнате бардак, ничего не найдешь, жарко, бедра чешутся, кости болят, мозги трещат и плавятся.

И тут наступает… духота. В груди. Мне не хватает воздуха.

Хрипы и кашель. Душно. Больно. И я не могу перевести дыхание. Я сажусь. Спокойно… Где мой ингалятор? Да хрен его знает. Я переворачиваю сумку вверх дном в поисках дурацкого пакета, с которым ходила в спортзал. Где ночной ингалятор? Он сильнее. НЕТУ! Я хватаю простыни, перетряхиваю постельное белье… Да где же… В груди саднит. Вот ведь упрямая дрянь! Никак не хочет разжиматься. Я не могу говорить, даже открыть рот не могу. Паникую, из-за этого вдохнуть еще труднее. Я не хочу поднимать шум. Сама виновата. Нужно просто спокойно дышать: вдох – выдох. Вдох – выдох. Вдох – выдох. Вдох…

Все хорошо.

Все хорошо.

Все в порядке.

И вправду все в порядке.

Сушеное манго

И никто меня никогда не убедит, что эта фигня натуральная. Самое засахаренное изобретение на свете. Если это действительно манго, то почему оно так дорого стоит? Почему сушеные фрукты должны быть дороже, чем обычные, ведь они просто засохли! Отвратительно, когда с тебя пытаются слупить деньги за природу, например, за номер в гостинице, если он «с видом на море», дерут втридорога. Это бесит, потому что разве можно брать деньги за вид на море? Море, между прочим, общее.

Это манго – настоящий наркотик. А можно съесть всю упаковку? Конечно. НУЖНО съесть всю упаковку. Мне нравится, что на мякоти видны отпечатки марли, на которой вялили манго. Нравятся тягучие кусочки, чуть подгоревшие и золотистые по краям.

Не переставая жевать, я подхожу к стойке регистрации. Вот так, я не передумала. Не сложила оружие и довела дело до конца. Похоже, они удивлены, что я пришла. Небось думали про меня: «Еще один повержен в прах»[9], что бы это ни значило. В какой еще прах?

– Рада снова вас видеть, – говорит Ибица, глядя на меня сердито, как злая мачеха из сказки, которая надеялась, что избавилась от соперницы (с помощью велотренажера), а я тут как тут, воскресла из мертвых.

– Пожалуйста, пришла на велотренажеры, – гордо говорю я.

– Пожа-а-луйста. – Девицы протягивают мне пропуск.

– Только сегодня не я веду занятия, – говорит Ибица, как будто это заставит меня передумать.

– Очень жаль, – говорю я. Непонятно зачем – это нетипичная для меня фраза, но иногда ведь мы брякаем что-то ни с того ни с сего.

Я не собираюсь обсуждать с ними свою астму. Зачем? Вряд ли их так уж заботит мое здоровье.

Велотренажер. Прекрасно. Чудненько. Никаких. Проблем.

Я кидаюсь в раздевалку. Подтянутые, мускулистые девушки роются в шкафчиках, мурлыканье фенов, запах духов, кокоса и увлажняющих кремов. Все это опаснее и серьезнее, чем коммунальный дух раздевалки при бассейне.

Я сую свое барахло в шкафчик и вижу, что у меня звонит телефон.

Макс.

Я не беру трубку. Мне сейчас ни к чему, чтобы под ногами путались мужики. Время крутить педали и истекать потом, и, страшно сказать, я почти предвкушаю это…

Кровь