Широки Поля Елисейские (СИ)

- Но если вам ещё охота куда-то тащиться, чтобы увидеть фауну, а заодно и флору, - кстати подхватил рыцарь Янош, любуясь, как я облизываю ложку (сделать такое с пустой миской я постеснялся). - Если не хочется навестить здешний сеновал с душистой соломой и подушками, набитыми гагачьим пухом. Тогда мы бы за компанию взяли и новичка - я и кот. Сквозь Сумеречный Лес пройти легко, но отыскать в чаще храм много труднее.

- Я видел золотые купола. Это настоящая церковь? - спросил я. - Меня учили, что в раю не должно быть трёх вещей. Пола - но лишь род. Семьи - потому что нет ни жён, ни мужей. И веры в Бога - ибо есть знание о Нём. А в Райчиновке всего этого в избытке.

- Вот и делайте вывод, - кратко произнёс Янош. Он упорно не хотел пользоваться моей слабостью и тыкать своего нового донора - врождённый аристократизм мешал.

Я кивнул: впервые за этот день мне стало интересно, а это, говоря по-простому, главный довод за то, чтобы влипнуть в очередную авантюру.

- Согласны? Тогда пойдём, - сказал он. - Итак, вы, я, Сливка, Беата - хотя, нет, она полетит. Соломон?

- Нетушки, я, как всегда, останусь, - ответил тот. - Подожду, в отличие от вас, более удобного момента. Я ведь к родным стенам не прикован, словно заурядное привидение: и меня к ним ни разу колом не пришпиливали, как некоторых. Тем более церковь и кабак - две стороны одного и того же бытия. Пускай уж без меня курят ладан и фимиам, глотают колёса Фортуны, геройски потребляют героин и опиваются народным опиумом. Куда мне? Я бедный простой еврей, и папа с мамой у меня были бедные евреи, и даже кошка, как в том анекдоте Льва Кассиля, - тоже еврей.

На последних словах загадочный Сливка сделал вид, что ухмыльнулся, а мы сделали Шлёме ручкой и выступили.

Лес начался сразу за порогом корчмы, словно и он ждал-дожидался подходящего момента. Густой, прохладный, тенистый - заметно было, что вампир облегчённо вздохнул и перестал щуриться, - и запахи здесь витали живые.

- Не то что деревенские ходячие и стоячие муляжи, - отметил Янош, резво двигаясь по тропе. - Я и листву чувствую, как растёт, и всякую живность слышу, как она шуршит в траве, и птиц - они скрытно поют, но ведь у меня слух куда тоньше вашего, Исидор.

- Пр-релесть, - согласилась Биче. И даже на хмурой кошачьей морде выразилось удовлетворение - может быть, наличием птиц, а также мышей в окружающей среде.

"Сливка что - немой? - подумал я. - Или так умён, что не говорит, пока нечего сказать по делу?"

Тут мы пришли. Очень даже просто.

Храм высился на широкой цветущей поляне и благодаря капризам здешнего пространства казался небольшим и вполне обозримым. На белокаменных стенах сплетались рукотворные виноградные лозы, обвивая усиками стрельчатый портал, жонглёры играли на псалтири и арфе, усатые и гривастые звери танцевали под эту музыку, попарно сплетаясь хвостами. Вход благословляла большая икона - изображение на ней было таким удивительным, что не успев рассмотреть его в деталях, я поднял глаза вверх.

Так и есть: на всех семи шпилях поместили скульптуры кошек или даже маленьких богинек Баст в горделивых позах. Я вновь опустил взгляд: икона изображала юную святую с головой, окружённой нимбом, и епископским посохом в руке. Тем жестом, полным одновременно властности и грации, каким Мария-Дева держит Спасителя, святая прижимала к высокой груди стройного рыжего котика. За плечом у неё рисовался важный котяра в мантии и клобуке, морда его была величественна и сурова.

- Святой Котофей Странноприимец и его супруга, великомученица Кошка Шрёдингера, трагически погибшие во время безответственного научного эксперимента, - объяснил Янош, плотно поддерживая меня за локоть. - Нет, не нужно на них креститься, - остановил он мою руку, что механически поднялась на уровень левого плеча.

- Ненавижу то, на чём их распинали, - сказал некто за моей спиной. - И колокольни - м-мой народ сбрасывали с колоколен каждую коронацию. И костры для кошачьего всесожжения. А потом неизбежно плодились крысы, наступала чума и уносила половину страны...

Я обернулся. То был юноша, высокий, белокурый и зеленоглазый, Биче уже оседлала его перчатку. Одеяние совсем простого покроя как-то сразу заставило меня почувствовать старомодность Яношева наряда и вычурность моего собственного.

- Терпеть не могу кошачьего акцента, - юноша улыбнулся, словно в том факте, что он вообще заговорил, не было ничего особенного. - Собственно, эта церковь - моя. Войдём?

Внутри оказалось просторно - снова сработал эффект искажения масштабов. Высоченный свод густого изумрудного цвета, многоярусные паникадила, свечи в которых теплились оранжевым, ниша с книгой на подставке из дорогого дерева и пёстрый ковёр на полу.

- Двигайтесь аккуратно, Исидор, - предупредил меня юноша.

Ковёр оказался живым - то были сотни, может быть тысячи кошек, которые устилали пол истощёнными телами. Кажется, все они были целы - здешний мир не ведал смерти, - и во всяком случае, некоторые поднимали головки нам навстречу, а кое-кто пытался приветственно махнуть хвостом.