- Тамошние покойники без особого труда навещают родных и близких в призрачном виде. А если пожелаешь оплотниться и выйти наружу целеньким - положено особым манером улестить Кербера. Сам я не в детали не вникал, однако попросил, чтобы навстречу тебе выслали провожатого, который - как это? - сечёт фишку, - объяснил Асмодей. - Ну что, идёшь?
- Прямо сейчас? - спросил я в ответ.
- Да как соберёшься. Особо не неволю. С соратником по постели можешь попрощаться, вещички собрать - хотя, скажи, какого беса они тебе там понадобятся?
Я так понял, что нечистая сила в этом Верте своя собственная, как и призраки. И что уж если я заговорил о предмете, то меня, считай, поймали - причём Вирджил сильно тому посодействововал. Последнее обстоятельство слегка смягчило горечь разлуки.
- Уже, - ответил я бестрепетным голосом. - Ведите.
Никакой патетики. Наш верховный поднялся, одновременно стягивая меня с жёсткого сиденья, подошёл к одной из дверец, которые на моей памяти никогда не открывались, и повертел ручку - в хитроумной манере, которая заставляла припомнить несгораемый сейф. Что для преисподней с её климатом вполне актуально.
Дверь растворилась вширь и ввысь, как диафрагма, и меня опахнуло душистой сиреневой прохладой.
2
... Нет, во мне очень твёрдо засело, что Елисейские Поля - это улица, в чём-то даже жилая магистраль. Ещё с тех пор, как покойный муж брал меня на конференцию по сравнительному языкознанию в качестве переводчицы с французского на новорусский. Было это в блаженное советское время, и наше государство стремилось козырнуть передовым учением Реформатского перед теми, чьи симпатии были навек отданы структуральной лингвистике, порождающим моделям Наума Хомского и "Кошкам" Бодлера, коих Роман Якобсон и Клод Леви-Стросс проанализировали от усов до кончика хвоста.
Мы в каком-то смысле шли по стопам мэтров, подвергая дотошному штудированию сам Париж - естественно, в свободное от науки время. Вот он и стоял теперь перед моими глазами этаким туманным фоном-подложкой - исключительно для сравнения.
А самый передний план почти сплошь закрывали высоченные деревья: мелодично шелестящие сердцевидной листвой, одетые пышными гроздьями с ног до головы, источающие дурманный майский аромат. Что-то в цветках было от сирени, но ещё больше - от глицинии и гиацинта: если той и другому суждено обвить куст или вообще превратиться в него.
Я раздвинул сию роскошную завесу и обнаружил, что здесь не один - везде прогуливались или сидели на травке люди. Если не считать костюмов, антураж слегка походил на японское любование сакурой - да нет, попадал точка в точку, если сделать разрез через все века существования Ямато плюс примешать к исконным жителям гайдзинов и прочих иноземных варваров. Замечу, однако, что в смысле расовой принадлежности все лица были приятно смуглыми, зато одежда-обувь баловала приятным разнообразием. Краем глаза я уловил роскошный женский костюм эпохи Ренессанса с грудями навыпуск, маской-баутой и туфельками-цокколи, наряд немецкого ландскнехта с прорезными рукавами и штанинами, монгольский дэл с призывно топорщащейся пазухой. И, естественно, пару-тройку кимоно с длиннющим шлейфом.
Тут меня аккуратно подхватили под локоть и развернули лицом к лицу - и вовремя: я только начал прикидывать, как в этой пёстрой гуще отыскать своего гида.
- Исидро? - спросил он. - Вернее, Исидор?
Я немного удивился обмолвке, но утвердительно кивнул, одновременно меряя его взглядом с головы до пят и обратно.
Под два метра ростом, нехилый размах плеч, обтянутых дублёной курткой из бычины. Штаны опойковые, низкие сапожки вроде как из юфти - в молодости я интересовалась выделкой и сортами. Всё жутко брутальное и натуральное, включая цвет. Своя кожа на фоне остальных мертвенно белая и гладкая, волосы седые, взор прямо-таки стальной - вот уж не думал, что бывает такой цвет радужки и блеск зрачка.
- Не отвлекайтесь - в конце всех концов успеете ещё надивиться, - сказал он приятным басом. - В том смысле, что все там будем. Кстати, приветствую вас ото всей души. Я Хельмут фон Торригаль, для краткости можно Тор, а чтобы избежать аллюзий с классикой - Торри. Чтобы снять вопрос: мне вас описали, к тому же вы в Полях один такой полоротый. Так и шустрите глазами по сторонам.
Русский язык у него был в порядке, за исключением жёсткого выговора и одного-двух странноватых для моего слуха словечек.
Мы не торопясь двигались к известной ему цели, я помалкивал, зато он распространялся как мог: