А далее высились тонкие стрелы, направленные в полуденное солнце. Каждая была похожа на космический корабль, стартующий из облака раскалённой, клубящейся пыли, только вот пыль успела застыть и сформироваться в нечто резное и по виду лёгкое. Мечеть с четырьмя минаретами? Разумеется. Но какая удивительная архитектура... Муж в своё время говорил, что дома Аллаха в каждой стране легко узнаются и в то же время уникальны.
Так вот. Как только я это вспомнил - с ближней башни воспарил голос, сильный, грудной, медовый, - расправил крылья в облаках, разрывая смурную пелену, и в щель между ними обильно хлынуло солнце.
Я и позабыл в своём низу, что так бывает. Оттого не сразу понял, что светило не восходящее, а низкое, вечернее. Оно было цветом как апельсин-королёк моего детства, и его лучи проницали через каждую травинку, высвечивая её суть.
На зов муэдзина, выпевающего вечерний азан, изо всех дверей вышли люди - в большинстве молодые и нарядно одетые. Я без особых дум последовал за ними, по ходу соображая, что в них такого странного.
Это были мужчины. То меньшинство, что было не таким пёстрым, составляли дамы - их возраст определить мог, наверное, только намётанный глаз. Полупрозрачная серая вуаль окутывала каждый стройный стан, серебрила в равной мере седину, русые косы и смоляные кудри, умеряла блеск очей. Осанка всех женщин показалась мне царственной.
Аллах знает, какие тут были религиозные обычаи. Впрочем, Тор дал мне понять, что в Сконде рулят свободомыслие, веротерпимость и вообще всё, что я могу вообразить себе нестандартно-маргинального.
Поэтому, когда все прибывшие на молитву стали дружно разуваться у порога, я последовал общему примеру. Башмаки у меня крепкие, удобные, но если украдут - особо жаль не будет, прикинул я. И так и эдак менять обличье. Вот кошелёк - фиг вам, упрячу за пазуху, рядом с паспортом, пазуха у меня глубже некуда. И берет натяну покрепче: хорошо, что убор без полей или козырька, сойдёт за тафью, какие тут у всех мужиков.
Внутри расстилался гигантский зелено-золотой ковёр, похожий на весеннюю лужайку. Дамы сразу покинули собрание и по лестнице с двумя крыльями забрались на верхотуру, поближе к сановного вида люстре с хрустальными цепями и висюльками. Я подумал - чтобы удобней было плевать свысока на остальную половину человечества.
Но это была последняя моя связная мысль. Ибо нет инструмента более завораживающего, чем хорошо поставленный голос, выпевающий стихи.
Я исправно кланялся, поднимался, снова падал на колени, касаясь лбом ворса, и ощущал себя насосом, который исправно перекачивает благодать с неба на землю.
Когда молебствие пришло к концу и все начали расходиться по направлению к своей обувке, я с удивлением заметил, что многие вытаскивают на свет короткие кривые клинки, которые до того прятались в складках одежды, и цепляют к поясу. Вроде бы христианство запрещает приходить в церковь с оружием? Положим, тут не христианство и не церковь...
Симпатичный юноша, стоящий рядом со мной, прочёл мою мысль и улыбнулся:
- На диркхами наши любуешься? Мы их носим ради наших женщин, в знак того, что готовы их защищать пред лицом неба и земли. Вот бахвалиться погибельной сталью и вправду не полагается.
"Вот оно что, - вдруг осенило меня. - Дирк - это, похоже, кинжал. Я-то посчитал, что военное звание. Но ведь Торригаль принял кликуху на свой счёт. И ему не возразили, так?"
- Уж коль я заговорил с тобой - имя моё Замиль.
И протянул руку. Я пожал её.
- А я - Исидор. Можно Исидри.
- Красиво звучит. Но ты из йошиминэ? А, не понимаешь. Христианин? Знаешь, почему я с тобой заговорил: ты хорошо держался на молитве.
Что "йошиминэ" вообще приволокся в мечеть, его, похоже, нисколько не напрягло.
Стоя плечом к плечу, мы отыскали нашу обувь и по очереди обулись. В этот момент со своей верхотуры как раз подоспели дамы. Заморачиваться с поисками им, в отличие от нас, не пришлось: каждая достала из тех же недр, что и мужчины - свои клинки, пару тонких подошв с перемычками и мигом нацепила поверх носков. При этом ни одна вроде как не сгибалась в талии и не подбирала под себя ногу на манер аиста: такой вот фокус, однако.
Потом дамы взяли под руку каждая своего павлина и величаво прошествовали мимо нас.
- Ты где ночуешь, Исидор-Исидри? - спросил мой новый знакомец.
- Пока присматриваюсь. А что, есть проблемы?
- Проблемы? Не понял. Понял. Трудности. Нет, можно в доме странников, а то и прямо здесь, рядом с залом для намаза. Только не сейчас, когда только что прошла салят-аль магриб, молитва сумерек, а сразу после салят аль-`иша, ночной молитвы. Чай заваривает сторож, а еду мы с тобой можем поискать на улицах.
Замиль нерешительно помолчал, а потом как-то сразу предложил: