Широки Поля Елисейские (СИ)

"Знаешь, в таком цинически-тоталитарном мире, как твой, единственная возможность сохранить себя - поместить каждую из своих личностей в куклу, наряжать этих кукол, холить и лелеять, - говорила кукла нежным и тихим голосом. - Опредметить воспоминание: это поможет удержаться в родной вселенной, хоть любовь ведёт тебя вперед, ну а долг зовёт назад. В ад".

Проснувшись, я сей же час припомнил, что Фируз удалился ещё в разгар ночи, поцеловав меня и извинившись тем, что не принято выводить осуждённого из кельи дознавателя. (И делать из совместной спальни пыточную - хотя какая, к Вольфу Асмодею, разница.)

Так что явились по мою душу юноши из его семьи.

Снова началось омывание в семи водах, расчёсывание, закручивание, облачение в шелка и золотое (орихалковое) шитьё. Не такое настырное, когда меня выдавали замуж. Или женили?

Спускать с лестницы меня не стали, вывели на крышу. Ну разумеется - "над" или "под" тоже означают "близко"! Здесь оказалась ещё одна ступень, которой, как я помнил, раньше не было. Высокая опалубка из толстых кедровых досок, а внутри - ну конечно. Сияющий, белый как лунь или луна песок.

Приговора не зачитывали - или я пропустил волнительный момент в точности так же, как и суд. Тихий рокот невидимых барабанов звучал в моём теле, пока мне помогали подняться наверх по трехступенчатой лесенке. Под ногами морозно скрипело, но ступня не проваливалась.

Огляделся по сторонам. В саду собралось разве что десятка три-четыре обычных гостей. Подножие Дома Любви и Смерти утопало в тумане - такой скапливается по утрам в ложбинах и над солёной водой, что вплоть окружает Верт и откуда, по легендам, приходит на эту землю неведомое. Оттого мне почудилось, будто там, внизу, полно народа, который стоит с поднятыми кверху лицами и всё различает, несмотря на дальность расстояния и абсурдную перспективу.

А на белом песке ждали меня дирги. Хельмут фон Торригаль в нарядном доспехе, выгнутом из толстой кожи по форме человеческого тела, - меня почти смех взял, только представьте, как он, обратившись, будет высвобождаться из этаких ножен. Фируз Мерцающий, Фируз Покорный в подобии элегантного трико из чёрной лайки, чуть смахивающей на лайкру или там латекс, и кнутом, обёрнутым вокруг плеча, словно казацкая нагайка.

Я подошёл, на ходу высвобождая пуговицы из петель. Не менее полутора десятков от ворота до самого низу и тугие, вот чёрт!

- Погоди, - прошептал Фируз. - Я сам ловчее сделаю. Помни о словах.

Как-то быстро он разъял застёжку сверху донизу. Блуза упала со спины, на миг обвив собой локти, ветерок овеял потную грудь, скользнул по соскам, кошачьим хвостом прошёлся по ложбине спины.

Я принял протянутую ладонь. Сам взялся за другую руку, с поникшей кистью.

Сказал как мог более внятно, отделяя одно слово от другого:

- Мы друзья, и поистине одно наверху и внизу, на лице земли и в глубинах океана, в союзе и разлуке. Мы красная нить, что вплетена в бытие. Наш народ - сила, которая держит собой вселенные.

И отпустил руки.

"О стихии, что же я такое сказал от великого ума да в простоте душевной?" - мелькнула мысль, и словно в наказание за дерзость поперёк плеч полыхнуло струёй жидкой магмы. Амулет на груди вспыхнул жаром и зазвенел тысячью солнц.

А потом настали бесконечные радуги... Радуга-дуга, не давай дождя, дай нам солнышка, колоколнышка...

Мы идём, шагаем по Москве, Венеции, Лондону, Нью-Орлеану и Парижу. По всем мирам, где были, есть и будут карнавалы. И все в Полях, Садах и Парках улыбаются нам. Кто - все? Те, кто видел здесь Торригаля под ручку с его прекрасной ведьмой Стелламарис? Кому нам и кто мы? Ты да я да мы с тобой.

Едва я успел вникнуть в своё новое положение, как меня поволокло - и вмиг забросило в такую привычную котельную, где ждал-поджидал меня такой обыкновенный Сатана. В венце из первой сменной шкуры Уробороса, испещрённом орихалковыми звёздами.

- Докладывай, Простец, - сурово приговорил он.

Я пошёл к нему, такому не особо взрачному, с чувством, будто голова моя некрепко держится на плечах. Вообще-то последнее легко подвергается истолкованию. Общение с Фирузом выучило меня, что под внешностью хиляка и недорослика частенько скрываются истинный ум и непоказное величие. Только вот робеть перед ними не надо - это я тоже усвоил.

- Как ты считаешь, Ситалло, достоин Вертдом называться Раем? - спросил он, указывая мне место напротив.

Ситалло? Женское и ба-нэсхинское истинное имя?