— Ну, я только что провел месяц или около этого, путешествуя по чужой стране. Там я терпел кое-какие неудобства и иногда подвергался опасности. Я путешествовал с мужчиной, и у меня было мало возможностей разговаривать с женщинами. Но я видел их много, и, естественно, думал о них. Как говорил Гете, Вечная женственность, тянет нас к ней.[147]
Женственность редко уходила из моего сознания. Я не думаю, что она может когда-либо полностью исчезнуть из мыслей любого мужчины. Я посещал странные места, у меня были забавные приключения, и я ловил себя на мысли: «Как Труди было бы интересно это!» Я видел задумчивого беспризорника на улице, изнуренного тяжелым трудом рабочего, крепкого загорелого милиционера с ружьём на плече и думал: «Как Труди нарисовала бы их». Так как это было невозможно, то я сказал себе, что для меня будет удовольствием сидеть у этого окна, глядя на крыши Парижа в лунном свете, и рассказывать Труди, что я видел. Вы понимаете, что это один из симптомов любви.«Разве вы никогда не думали о вашей английской леди?» — спросила женщина не без озорства.
— Она не вписывается в Испанию. Всё, что я рассказал, вызвало бы у неё раздражение. Она привыкла, что слуги знают своё место, и если бы она увидела, что они подняли восстание, то у неё появилось бы только одно желание, позвонить в Адмиралтейство с просьбой прислать крейсер.
— Но в Лондоне вы думаете о ней?
— О, конечно, светский Лондон полон воспоминаний о счастье, которое мы имели вместе. Но как я мог вернуться с войны в Испании и вынести обеды, балы и театральные спектакли. Я должен был чувствовать себя негодяем.
Последовало долгое молчание. Когда Труди снова заговорила, голос у неё был нежным и грустным. — «Ланни, честно вы не должны сосредотачивать ваши мысли на мне. Вы знаете, как это. Я не могу перестать думать о Люди».
«Я понимаю», — сказал он тихо. — «Но вы рано или поздно должны перестать. Прошло более трех лет с тех пор, как вы его слышали или даже разговоры о нем. Как долго вы будете убеждать себя, что он все еще жив?»
— А как он мог связаться со мной, Ланни? Я знаю два десятка друзей в Германии, которые исчезли полностью. Если бы я захотела с ними общаться, я бы не имела ни малейшего понятия как. И то же относится к ним, если они захотят общаться со мной.
— Я знаю, как Люди мог бы легко найти вас, и Люди знал об этом тоже. Он рассуждал бы, что если вы живы, то вы, вероятно, бежали за границу, и одной из его первых мыслей была бы, что у вас есть друг во Франции, который продал ваши эскизы за вас, и кто, несомненно, будет помогать вам сейчас. Он знает мой адрес, но если он забыл бы его, он не забыл бы никогда Оружейные заводы Бэдд, Ньюкасл, штат Коннектикут, США.
— Но он может быть лишён связи с внешним миром, Ланни.
— Редко, когда заключенные полностью лишались связи с внешним миром. Тюремщики и их товарищи всё время разрабатывают новые способы. Когда я был в городской тюрьме Мюнхена, они стучали по водопроводным трубам повсюду, и все в здании знали, о Ночи длинных ножей, которая шла снаружи. Поверьте мне, за три года Люди нашел бы кого-нибудь, кто выходил, и кто запомнил бы простое сообщение: напишите Ланни Бэдду, Жуан-ле-Пен, Франция, расскажите ему, где я, и попросите его найти мою жену и передать ей.
«Я признаю силу ваших доводов», — ответила она. — «Но я не могу уйти от мысли, что он может быть жив, и если да, то чем дольше он находится в тюрьме, тем больше он будет нуждаться во мне, когда выйдет».
— Хорошо, дорогая, если это так, то я буду ждать дальше. Я не хочу оказывать давление на вас, или сделать что-нибудь еще, что вызовет у вас неудовольствие. Я направляюсь в Лондон. А вы тем временем можете подумать.
— Вы встретите ту английскую леди?
— Она может оказаться на тех мероприятиях, на которые мне придётся сопровождать мою мать. Но будет все в порядке, потому что я уже рассказал вам о ней, и вы будете стоять между нами.
— Вот почему вы рассказали мне о ней?
— А зачем же еще? Я решил, что хочу помочь Испании, и я строю баррикаду, как те, что видел на улицах Барселоны.
— Вы совершенно уверены, что нет никаких шансов на счастье между вами и Ирмой?
— У меня назначена встреча с дядей Ирмы в Лондоне, и я не думаю, что он пересекает океан только для того, чтобы поболтать со мной или услышать о моих путешествиях. Прошёл почти год, как Ирма и я расстались, и я предполагаю, что она заинтересована в каком-то другом мужчине и желает развода.
— Я полагаю, она его получит.
— Мы договорились.
— До меня сейчас дошло, Ланни, что вам не надо приходить сюда. Никто не поверит, что мы просто друзья.
«Я думал об этом», — сказал он, — «и взял на себя труд убедиться, что за мной нет слежки. Члены семьи Ирмы предположительно могли бы предпринять такие шаги, но я не думаю, что она будет делать это сама. Она не будет искать неприятностей или делать их. Она возьмёт в аренду уютный дом в каком-нибудь месте, как Рино, штат Невада, и пригласит подружек скоротать время, и слуг, чтобы обсуживать их. Она должна пробыть там только пару месяцев».