Широки врата

Она описала своему клиенту сложный процесс «перекладки». Передняя часть картины будет покрыта бумагой, затем картину перевернут, и её обратная сторона будет тщательно очищена. Потом на неё она нанесут два слоя клея из кроличьей шкуры, а затем особый вид марли с другим клеем, состоящим из рыбьего клея, ржаной и пшеничной муки и венецианского скипидара. Новый холст из чистого льна будет растянут на специальной раме по размеру больше, чем картина, положен на неё, и заглажен несколько раз тяжелым слегка подогретым утюгом.

Когда эта работа будет тщательно высушена, она будет натянута на постоянную раму. А затем начнется самая деликатная работа устранения отверстий в оригинальном холсте. Они будут заполнены специально подготовленной мастикой, а краски будут замешаны на яичном белке, а не на масле. С течением времени все краски изменяют цвет, и такие темперные краски изменяются быстро, так что можно будет наблюдать результаты. demoiselle объяснила, что существует способ выбора оттенков, которые не соответствуют во время применения, но которые будут соответствовать через неделю или две.

Ланни часами сидел, наблюдая за завораживающей работой реставрации, разделяя удовольствие от новых открытий. Одно из них принесло ему большую сумму денег, demoiselle чувствительными пальцами слегка потерла золотой орнамент на брелке часов Командора. Потом она издала возглас радости и произнесла: «Я думаю, что у нас есть что-то важное здесь, месье. Вы знаете, что у этого художника была привычка подписывать свое имя в странных местах».

«Да», — ответил он. — «Я видел его подпись на кольце натурщицы».

«Этот орнамент является печатью, и на ней есть какое-то странное изображение». После этого Ланни следил за каждым движением быстрых пальцев, и мало-помалу на сияющем золоте появились буквы. Полностью они читались следующим образом: «F. J. de Goya y L.,»[148] и, конечно, решали вопрос о подлинности картины.

В приподнятом настроении из-за вновь открытого доказательства, Ланни пошел навестить своего коммунистического дядю, и нашел его за работой. Несговорчивый старикан, так он называл себя, сказал, что живёт на вере, надежде и любви направленной, конечно, исключительно на пролетариат. Он хотел бы услышать рассказ своего племянника, а затем сделать выводы в соответствии с линией партии. На самом деле, у него были все аргументы на этот счёт, потому что здесь были капиталистические эксплуататоры и аристократы, профессиональные убийцы и священники, они все объединились, чтобы подтвердить ленинскую формулу. Казалось, что это не может быть кусочком истории, а является лабораторным экспериментом, специально устроенным для целей демонстрации! Дядя Джесс молвил: «Сколько раз я говорил тебе, что имущие классы никогда не подчинятся решению большинства голосов, а возьмутся за оружие, чтобы защитить свои привилегии?»

Ланни не мог удержаться от улыбки. «Очень много раз, дядя Джесс».

Он рассказал стареющему воину то, что ему сообщил Рауль, как в ризнице собора Барселоны правительство нашло клад из шестидесяти миллионов песет в золоте. Это тоже, казалось, соответствует большевистской, а не христианской формуле. «Не собирайте себе сокровищ на земле, где моль и ржа и где воры подкапывают и крадут»[149]. Джесс Блэклесс был сыном проповедника и мог цитировать Писание, как черт!

IX

Из Монмартра путешественник отправился в Лондон, остановившись на ночь в поместье Буковый лес. Эмили чувствовала себя лучше, чем раньше, и была рада, как всегда, услышать о приключениях своего протеже. Она опечалилась, когда услышала о его свидании с Джозефом Барнсом, ибо это означало конец одного из ее проектов по обретению счастья для других. Веря в деньги, как она всегда делала, она сказала Ланни, что он был глуп, позволив уйти состоянию Барнсов, не претендуя на долю в нём. Он, безусловно, помог сохранить его в течение семи лет, когда был принц-консортом. Когда он ответил, что в будущем деньги не будут так много значить, как это было в прошлом, то старая женщина старого мира не могла понять без перевода язык, на котором он говорил.

У неё была интересная новость, Курт Мейснер был в Париже. Он пришел увидеть ее и сыграл ей несколько своих новых композиций. Очень тонкие вещи, посчитала она. Он предложил ей сыграть на одном из её soirйes, и, несмотря на предупреждения Ланни, эта salonniиre не знала, как отказаться. «На самом деле, Ланни», — сказала она, — «мне трудно себе представить, чтобы немецкое правительство было в состоянии нанять такого выдающегося музыканта, каким стал Курт».

— Курт бывший артиллерийский офицер и бывший секретный агент, и, конечно, вы должны понимать, что, когда немец когда-то занимался такими вещами, то после этого он никогда не будет свободным человеком. И теперь, когда Германия снова вступила в войну, то он, конечно, должен выполнять команды.

— Германия в состоянии войны, Ланни?