Широкое течение

рактеру и к нашим с тобой отношениям.

— Не льсти себя надеждой: учиться к тебе не приду.

— Знаю, что не придешь, — точно с сожалением от¬

ветил Антон. — И захочешь, да не придешь: фанаберия

не пустит. Поэтому ты и стоишь на десятом месте, сза¬

ди тебя только двое — Курёнков да Грачев. И те —но¬

вички по сравнению с тобой. — Повернувшись к Тане,

Антон предложил: — Вот давайте и спросим Дарьина,

почему он очутился на десятом месте?

— Потому же, почему ты вышел в передовые, — жи¬

во откликнулся Дарьин, чтобы избежать последующих

вопросов. — Я об этом уже сказал.

— Пусть объяснит, почему бросил курсы мастеров, —

выкрикнул Гришоня. — Заодно пусть расскажет и о своей

жене...

Последние слова заставили Олега вскочить:

— Не лезь!

— Не кричи, не испугались, — отмахнулся Сарафа¬

нов.— Твоя жена — член нашей бригады, она часто пла¬

чет, мы видим это...

— Расскажи про свои амурные дела с Барохтой, —

попросил Гришоня не без ехидства,

— Барохту я знаю, — вмешался Антон. — Разбить

чужую семью для нее ничего не стоит. Она считает это

как бы делом чести. Поэтому я предлагаю просить ком¬

сомольскую организацию механического цеха обсудить ее

поведение.

Дарьин молчал, только вздрагивающие ноздри выда¬

вали его крайнее напряжение. Таня подождала немного,

потом спросила Олега:

— Ты знаешь, что такое мертвая точка? Так вот,

сейчас ты стоишь на ней. Почему ты бросил курсы ма¬

стеров?

— Бросил, потому что бросил... — сквозь стиснутые

зубы процедил Дарьин. — Трудно учиться, со временем

неувязка.

— А мне, думаешь, легко? — откликнулся Сарафа¬

нов и шумно вздохнул. — Для меня учеба — дорога уха¬

бистая, в колдобинах и рытвинах. А я все равно тяну,

брат...

— У нас многие учатся, это факт, — подтвердил Гри-

шоня и добавил намекающе: — У Дарьина, должно быть,

другая трудность.

И Олега прорвало. Краснея и жестикулируя, он

яростно стал выкрикивать беспорядочные слова:

— Надоели мне ваши вопросы, ваши намеки! Что вы

лезете ко мне в душу? Учеба, учеба... Кто хочет учить¬

ся — учись, не хочет — живи так, работай! Я работаю и

не приставайте ко мне со своими расспросами.

— Позволь, Олег...

— Не хочу! — прервал он и топнул. — К чортовой

матери всех! — расталкивая сидящих, он устремился к

выходу, сильно хлопнул дверью, вызвав в комнате вихрь

негодующих возгласов:

— Бот это распалился!

— Оч-чень интересно!

— Обсудить его немедленно!..

— Исключить из комсомола, и все тут!

— Вернуть и устроить головомойку, чтоб всю жизнь

помнил...

— Сам придет, — сказала Таня и подняла руку, при¬

зывая к порядку. — Тише. Успокойтесь.

— Зачем спешить с решениями? — сказал Фома Дро-

хорович. — Погодите. Куда он от вас уйдет? Никуда.

Вернется. Вот ветерком его обдует, кураж из головы вы¬

ветрится, и придет. Тогда вы и поговорите с ним терпе¬

ливо, по-дружески...

— Так он вам и вернется, так и выложит! — выско¬

чил Гришоня со своим словцом. — Ждите, Фома Прохо-

рович! Вы еще мало знаете этого субъекта, а я его до

тонкостей изучил; он сейчас только коготки показал, по¬

кажет и клыки...

Дарьин не вернулся. И Сарафанов заключил с несвой¬

ственным ему глубокомыслием:

— Да, с такими людьми о коммунизме и не мечтай.

Кузнецу передовой не сделаешь! Разве что на скачках

играть...

2

Проходя по заводу, Антон часто замечал, как над

воротами какого-нибудь цеха вдруг появлялась надпись,

выведенная, пожалуй, уж слишком крупными, кричащи¬

ми буквами: передовой цех. Эта надпись как бы заявляла

всем с гордостью о дружной рабочей семье, о высокой

культуре труда, о мастерстве и изобретательности. И у

Антона всегда рождалась мальчишеская ревность, за¬

висть. Конечно, кузница не какой-то механический или

сборочный, где чистота, как в фойе Дворца культуры, и

за людей многое выполняет машина — стой у конвейера

/ и делай, что тебе положено. В кузнице работа другая,

тяжелая, — белоручки туда не суйся, — и народ там осо¬

бый, суровый, и текучесть рабочих большая. Но чем на¬

стойчивей и упорней борьба, тем значительней и радо¬

стней победа.

Антон с улыбкой вспоминал слова Тани. Как-то раз

она провожала его доь школы; они говорили об обязан¬

ностях человека в обществе, об учебе, о подвиге, который

должен совершить каждый, коснулись судьбы Антона.

— И вообще пора вам привыкать мыслить широко,

по-государственному, как сейчас принято выражаться, —

;> сказала Таня с мягкой улыбкой.

— Легко сказать — по-государственному!—возразил

Антон, волнуясь, и напряженно хрустнул сцепленными

с пальцами. — С чего начать, куда направить силы, — вот

вопрос. Это надо ясно видеть.

— Найдутся люди—укажут, — ответила она.

Эх, придумать бы что-нибудь такое, что повлияло бы

н а работу кузницы и поставило ее в ряд передовых

цехов! Но придумать ничего не мог, как ни старался.

Трудненько, видно, мыслить по-государственному-то!..

Однажды Антон с Гришоней проспали и неумытые

побежали на работу, завтракая на ходу. Февральское

утро было студеное, ветер забивал улицы снегом, снег

скрипел под ногами, — дворники не успевали счищать его

с тротуаров. Возле завода Антон не утерпел и ветшай в

очередь за газетой; Гришоня, ныряя в проходную,' на¬

смешливо крикнул ему:

— Зря время теряешь: таблицу не ищи, розыгрыш

ждем через неделю!