Шишкин

«Принято бранить Академию, называть ее мачехой, а я так или иначе ее вспоминаю, для меня она была родной. Я несказанно ей за все благодарен, я обязан ей художественным образованием, обязан моими художественными связями. В стенах ее, как в лучше всего обставленной высшей художественной школе России, я бы, конечно, был рад поделиться с подрастающим поколением тем, что сам приобрел в течение двадцатилетней трудовой жизни работы…» — напишет 3 ноября 1896 года В. Д. Поленов И. Е. Репину. И как созвучны были эти мысли мыслям Ивана Ивановича в то время, когда все более и более осложнялись его отношения со старыми товарищами.

«Иван Иванович не мог опять сразу сойтись по-прежнему с товарищами, не мог им в угоду бросить дело, которому он вполне сочувствовал, принимая к сердцу все, что происходило в Академии, и стараясь привлечь других к этому делу, — писала Комарова. — Больше прочих его поддерживал в этом Куинджи, с которым наружно продолжались дружеские отношения, хотя несколько раз готова была вспыхнуть ссора — больше всего из-за забот Куинджи о Товариществе, которым Шишкин не верил. Иногда Иван Иванович, написав ему резкое письмо, объявлял, что он один только вполне понимает «хитрого грека» и не поддастся больше на его добродушие и что между ними все кончено. Вдруг раздавался звонок, входил Куинджи и иногда со слезами извинялся, что у него что-то неловко вышло, нечаянно, и тогда из кабинета только слышалось громогласное: «Нет, ты постой, я говору, я говору». Куинджи говорил час, два, и Иван Иванович, выходя из кабинета с пристыженным видом, сообщал: «Помирились, ну его совсем… Что уж тут» — и они опять были друзьями до первого случая, задевавшего самолюбие Ивана Ивановича».

Отношения оставались напряженными, осложнялись все более. Судить о том можно по следующему факту: петербургские члены Товарищества, регулярно собиравшиеся по средам обычно у Ивана Ивановича, начиная с 1892 года заседания «сред» перенесли к другим членам Товарищества. К. В. Лемох, как бы сглаживая происшедшее, писал Шишкину: «Многоуважаемый Ив. IR! Дозволь выразить мое мнение относительно «сред»; конечно, тебе неудобно, и твоей любезностью мы злоупотребляем…»

Упоминание о «средах» у Шишкина встречаются впоследствии лишь в переписке 1895 года.

Вышел из состава Товарищества В. М. Васнецов, не согласный с изменениями в Уставе. Обсуждал с В. Д. Поленовым вопрос о возможном выходе из Товарищества Н. Д. Кузнецов. «Думаешь ли поднять вопрос об изменении устава подлого и в случае отказа ихнего что намерен делать? Одним словом, если ты выйдешь из Товарищества, то и я тоже», — писал он Василию Дмитриевичу.

Нельзя не упомянуть здесь и о том, что К. А. Савицкий серьезно подумывал о том, чтобы «крепко примкнуть» к выставке И. И. Шишкина и И. Е. Репина, состоявшейся в залах Академии художеств.

М. В. Нестеров решает не выставлять на двадцатой передвижной выставке своей картины и, даже не распаковав ее, отправляет назад.

О сложных делах в Совете свидетельствует письмо В. Д. Поленова от 17 февраля 1892 года.

«Сейчас вернулся из заседания Совета, — писал он жене. — Заседание было и бурное и абсурдное. Маковский говорил такие наглости, что повторять гадко. Савицкий изрекал успокоительные нелепости, Брюллов горячился, Киселев вилял, Ярошенко ссылался на каких-то знакомых ему юристов. Один Мясоедов спокойно и честно относился к делу. В конце концов я и Ге провалились по всем проектам и выходим из Совета…»

На XX передвижной выставке Иван Иванович показал две работы: «В сосновому лесу» и «Летний день». Вероятнее всего, на этой выставке состоялось знакомство Ивана Ивановича с Александром III, о чем рассказывал с чьих-то слов в своих воспоминаниях Я. Д. Минченков: «Иван Иванович не был поклонником каких бы то ни было чинов и гордился независимостью своего положения. Он всячески старался избегать встреч царя на выставке, когда должны были собираться члены Товарищества, да еще во фраках. Шишкин никак не мог представить свою фигуру во фраке. Однако пришлось и ему натянуть на свои плечи чужое одеяние. Царь Александр III пожелал видеть знаменитого автора лесных пейзажей.

Пришлось к открытию следующей выставки, к приезду царя, взять напрокат фрак, обрядить в него молодца Ивана Ивановича, как к венцу, и представить перед государевы очи.

— Так это вы пейзажист Шишкин? — спросил царь.

Тот потряс бородой, молча соглашаясь с тем, что он действительно пейзажист Шишкин.

Царь похвалил его за работы и пожелал, чтобы Иван Иванович поехал в Беловежскую пущу и написал там настоящий лес, которого здесь ему не увидеть.

Шишкину и на это пришлось в знак согласия потрясти бородой.

Царя проводили, Иван Иванович подошел к зеркалу, посмотрел на свою фигуру, плюнул, скинул фрак и уехал домой без него, в шубе.