Игумен приглядывался к художникам. Ему нравилась работоспособность Шишкина. Да и внешним видом, костюмом своим и сильной медвежьеобразной фигурой он невольно напоминал семинариста. Недаром и товарищи его так в шутку называли. Близки Дамаскину были эти молодые люди, все внимание которых не было устремлено на внешнюю приятность, щегольство в одежде, любезность и ловкость в обращении. А сколько этот пожилой человек знал таких, кому и на ум не приходило, что благородство в чувствованиях, возвышенный дух, услуги, оказанные согражданам, Отечеству и ближним, славнее способности и искусства нравиться в свете. Скольких погубила страсть к блистанию в обществе. Жалкие люди.
Симпатичны ему были молодые художники. Видел он в них людей ищущих. Но изо всех выделял Ивана Шишкина. Благочестив, делу предан. Разве что душа успокоения не находит, но то признак таланта. Не тот творец, у кого душа не живая. Особенно близок ему стал этот художник после того, как услышал игумен его слова о назначении живописца:
— Посвятить себя живописи — значит отказаться от всяких легкомысленных занятий жизни. Изящные искусства ведут ко всему прекрасному, искреннему, благородному — ко всему, что зовется надеждою, советом и утешением.
То прорывались сокровенные мысли Ивана Ивановича, которые он вынашивал с давних пор, еще с первых лет обучения в Московском училище живописи и ваяния.
Расположившись у жаркого костра, художники иной раз всю короткую белую ночь проводили в беседах.
— Природу должно искать во всей ее простоте, — говорил Иван Иванович. — Мне кажется, истина в том, что рисунок должен следовать за ней во всех ее прихотях формы.
— И все-таки она прекрасна — природа, — говорил кто-то из товарищей. — Какая-то божественная красота в ней. Славно, что мы выбрали ландшафтную живопись.
— Красота, о коей вы говорите, — замечал Шишкин, — есть Божественное откровение, нам данное…
Валаамская природа напоминала родную елабужскую, и Иван Иванович чувствовал себя здесь спокойным. Спокойным и уверенным, и мысли, которые заглушались учителями в Академии, здесь обретали свободу и развитие.
Церковный колокол, сзывавший монахов к утренней молитве, иногда заставал художников на озере, далеко от острова. Тишину нарушал крик чаек. Всходившее солнце освещало вековые сосны, скалы, тропинки, ведущие к берегу.
В разных концах острова видели монахи высокую фигуру петербургского художника. Расположившись в глубине леса, принимался Иван Иванович «штудировать природу», зарисовывать увиденное в альбом. «Главнейшее для пейзажиста есть прилежное изучение натуры — вследствие сего картина с натуры должна быть без фантазии» — мысль эта, записанная в ученическую тетрадь еще в Москве, ныне стала одной из главных в его работе.
В то лето Иван Шишкин как бы воскрес духом. Работалось споро, да и жизнь на острове восстановила его нравственные силы. Не без жалости он покидал осенью остров, теперь уже имея твердую намеренность в следующее лето прибыть сюда. Краше Валаама и ближе природы по духу ему в здешних местах не виделось.
Глава пятая
В ПЕТЕРБУРГЕ. ДРУЗЬЯ И ЗНАКОМЫЕ
«… К Петербургу после Валаама я понемногу привыкаю, а то сначала на все смотрел глазами чудака, до того я свыкся с тишиной монастырской жизни и Валаамом вообще, что трудно отвыкнуть, — писал Иван Иванович вскоре после возвращения в столицу родителям. — Бог даст, на следующее лето туда опять. Монахи будут рады, они нас полюбили. На днях у меня был казначей валаамский и от лица игумена звал нас на следующее лето. Игумен прислал нам по просфоре и благословил по долгу и назначению. Уезжая оттуда, он нам тоже сделал подарки — книгу описания монастыря, плодов своего сада — яблоки и теперь водятся у нас. Все это приятно, но главное, сам Валаам живописен в высшей степени. Занятия наши на нем принесли нам пользу и успех».
Шишкин и Гине жили на Васильевском острове, на Малом проспекте, между 5-й и 6-й линиями, в доме Бернардаки, на четвертом этаже. По вечерам к ним приходили товарищи по Академии. Народу множество. Приходили с приятелями люди и вовсе незнакомые. Разглядывали картины и рисунки, развешанные на стенах, расспрашивали о Валааме, рассказывали о петербургских новостях.
Шишкин ознакомил профессора С. М. Воробьева с летними работами и оставил того в приятном расположении духа. Воробьев пообещал, что Совет академии наградит его достойным образом. А некоторые рисунки и картины, писанные с натуры, профессор советовал издать.
Работы много, но в свободную минуту Иван Иванович принимается бродить по городу. Нужно увидеть, какие изменения произошли за лето. Да и приятно, чего уж там, просто побывать на людях.
В тот год состоялось открытие Исаакиевского собора. В газетах и журналах появились хвалебные статьи в адрес Монферрана, по проекту которого был построен собор.