Шиза, Хром и всякая хтонь

Хром потянулся туда, к диалогу душ, но ему будто что-то мешало, хотелось отрубить веревки-тормоза, привязавшие его за ноги к корням, и взмыть вверх из болота, крепко державшего на земле за щиколотки. Он схватился за водку, отхлебнул раз, другой и моргнул. Сознание сделало кульбит, чум закружился и перевернулся, приложив Хрома башкой о жесткую, как камень, землю. Петь он не умел, поэтому лежал и тихо повторял имя шаманки, силуэт которой с каждым словом проступал четче, набирая плоть, как густой туман, прямо из воздуха. Ее узкие глаза вдруг блеснули, и рука в ритуальной парке дернулась, указывая пальцем на вход. Рот открылся, но слов Хром так и не услышал, он их почувствовал. Что-то заставило его встать и дошагать туда, просунуть голову в реальный мир и встретиться с перепуганным таким же пьяным, как он, мужиком.

– Вертушка п-прилетела… – пробормотал тот, заикаясь. – Еле успел д-добежать…

– Свали, – буркнул Хром. – И бабку забери, живо!

Он хотел было вытащить ее и впихнуть мужику, но та словно приросла к полу и с места не двигалась. Била в бубен уже из последних сил и только упрямо зыркнула на него пустыми белками глаз, поджав ниточки губ. В чуме было очень много сущностей, и Хром чувствовал, что их вот-вот станет еще больше. Он нащупал за поясом пневмат – смешное, конечно, средство против духов – и одним махом оставил в бутылке меньше половины водки. «Я помогу тебе целиться», – шепнул за спиной знакомый, родной голос. Шатаясь, Хром шагнул в уходящую полярную ночь.

* * *

То ли он сам бежал, то ли несли его – как на санях, со свистом, что только крыши мелькали, земля, небо, непонятно, где кончается одно и начинается другое. Рядом тоже бежали, незримые и неслышимые для других, но он-то их видел и слышал. Удивился только, когда по земле начало бухать, как будто неслось на полной скорости нечто огромное, как слон. А потом почти сразу такое же забухало впереди, и он вылетел на медведя.

Таких в новостях про полярный круг не показывали – он был больше, чем Хром мог себе представить, весь черный, как черт из котла, от него несло падалью и вонючим дымом. Раскрыл пасть, в которой могла бы легко поместиться голова Хрома, и заревел. От этого звука стало больно ушам и в затылке ответно загудело, переползло в переносицу и потекло из носа кровью. Против такого резиновые пульки были – смех один, как сказала бы бабка Хрома, он бы и засмеялся, если бы момент был подходящий. Вместо этого поднял двумя руками пневмат и выстрелил – левый глаз медведя превратился в черную дырку, словно в него пальнули из двустволки. Хром прицелился во второй глаз туши, которая в одном прыжке собиралась разодрать его на части, но добежать не успела: из-за спины вылетело не менее огромное, бурое, и рев поднялся такой, что Хром выронил пневмат, упал на колени и сжал руками голову. В белой каше из снега, сквозь вой ветра, с трудом можно было разобрать что происходит, земля гудела под ногами, когда он отползал подальше от клубка, в которое сплелось черное, бурое, красное. Бубен заходился ударами, как будто натянута была не кожа, а шаманское сердце в агонии.

Первый удар прилетел Хрому по пояснице и мгновенно выдернул в реал: на снегу катался Сократович, извиваясь, словно на сковородке, а над самим, Хромом, навис мужик в черной балаклаве, пока его брат-близнец скакал вокруг своего босса, не зная, как подступиться. Хром посмотрел через плечо братка в небо, пересчитал звезды, похожие на снежинки, и ощутил, что словно плывет по озеру на спине, – покой, красота, вечность и боль в отбитых боках переплелись, не давая отделить реал от видения. «Сейчас», – подумал Хром, но глаза закрыть не решался, смотрел прямо в центр наставленного на себя дула. Пока державший его мужик не обмяк и не свалился почти аккурат на Хрома сверху.

– Живой! – выдохнула Маша. Глаза у нее горели страхом, а рука без перчатки, что секунду назад вырубила громилу, дрожала. Или это у Хрома перед глазами все плясало?

Он кивнул ей, медленно поднялся и зашагал на второго. Хотел было навалиться сверху и будь что будет, но Маша подскочила первой, запрыгнула на мощную спину в спецовке и накрыла ладонью глаза. Мужик взревел почти так же громко, как барахтавшийся на снегу Сократович, когда его мгновенно парализовало, словно Маша превратила его тело в бревно.

– Уходи, дура, – еле слышно пробормотал Хром, когда она снова подбежала к нему. – Опасно…

– Сама разберусь, – фыркнула она, подхватывая его под руку и помогая дотащиться обратно в чум.

Перешагнув за порог, Хром снова оказался не-здесь. Его закружило, подхватило и понесло в центр силы, откуда лился ритм бубна, похожий на удары сердца. Руки дылды, который сидел недвижно возле костра, были все в угольной пыли и саже. Оля продолжала петь его голосом песни чужого народа, как чревовещатель, держа камень так крепко, словно тот мог вырваться.

– Вася!

Хром заорал, когда она коснулась его руки.

– Нам сил не хватает, – всхлипнула Оля, и лицо дылды, белое и перекошенное, Хром сейчас видел яснее, чем все вокруг. – Помоги!