Шиза, Хром и всякая хтонь

Ее голос одновременно звучал как три. Хром кивнул, шагнул ближе, схватился за камень. Перед глазами заплясали цветные пятна. Черное вдруг впилось в него, как голодный дикий зверь, но Хром жрать не дался – острые иглы-зубы, метившие в самую душу, будто отбила призрачная ладонь. Тело дылды затряслось – он был уж почти белее снега – и Хром вдавил пальцы в камень так, что через них будто вся его сущность потекла, перекрывая черной тьме внутри все пути наружу. Запечатали. Закрыли. Замуровали. Вместе с этим чувством облегчения пришло и другое, означавшее потери.

– Пора теперь, – выдохнула Оля.

– Куда пора? – неверяще пробормотал в ответ Хром и схватился теперь за плечи дылды, который чуть было не завалился на спину.

– Передай ему, что мы семья. Что я буду за ним присматривать оттуда, чтоб не делал глупости… Обещай, что передашь… Обещай, что тоже присмотришь.

– Обещаю! – Хром выкрикнул это, потому что его голос тонул в снегу, из которого пробивались темные ручейки. Бубен порвался и вывалился из рук старухи.

* * *

На морозе кровь пахла кислым. Метель схлынула, а может, и не было ее. Хром глянул на багровый след, уходящий в сугробы, разодранный пуховик, лежащий посреди месива из стылой земли и снега, вытер мокрый лоб под шапкой и снова упал. Кто-то из местных голосил на всю округу, сообщая, что мужика задрал медведь.

– Волки напали! Сам видел! – орал второй, а третий вообще ничего не видел, кроме как девку в меховой парке, пробежавшую мимо, босую и лохматую.

Хром подполз к Шизе, который лежал, как мертвый, глядя вверх стеклянными глазами.

– Прости, Макс, – сказал Хром.

Тот пошевелился, разомкнул губы. Изнутри на них запеклась тонкая корочка бордового. Костер потух и больше не грел чум, но Хрому казалось, что внутри вдруг стало в разы теплее. Шиза шмыгнул носом и посмотрел на него как-то обреченно, когда тот спросил:

– Ты как?

– Ну т-ты ж все т-теперь видишь про меня, – сказал он. – Па-а-асмотри сам. П-поройся в моей бы-башке. Теперь н-никто не мешает.

Даже если бы очень захотел, Хром бы сейчас прочитать его не смог. Не исключено, что никогда уже не сможет.

– Не вижу я, Макс. – Он тоже шмыгнул носом, вытерся рукавом. – Ничего пока не вижу… Но про тебя и не надо. Я вот здесь, – он похлопал себя по груди, в которой впервые за свою тридцатку ощущал живое, не каменное сердце, – и так чувствую, что у тебя внутри.

Эпилог

Дядька еще долго допытывался у Хрома, куда же все-таки делся Шибанов, но Хром не знал, как ему объяснить. В поселке нашли его куртку и куски одежды, но ни тела, ни следов каких-то не нашли. Местный мэр отложил дело до весны, сказал, что как река вскроется и снег чуть сойдет, может, и найдется возмутитель спокойствия. Оставшиеся живыми по Машенькиной милости братки свалили сразу, пока их не успели взять за жопу, а Дядька все продолжал благодарить Хрома за то, что тот его жопу от лишних проблем освободил.

– Не знаю, как ты это провернул, – сказал он, встретив Хрома в аэропорту Волгограда, – но должен буду. Нельзя мне такое говорить, но без него городу только чище.

– Ты, главное, за собой подмети, – фыркнул Хром.

Дядька посмотрел на него вдруг с какой-то особой теплотой и сожалением.

– Батя твой тобой бы сейчас гордился. Непрогибаемые Хромовы. Жаль, в то время он один такой был, непрогибаемый.

В груди вдруг что-то больно кольнуло, как осознание большого и важного, Хром кашлянул, схватившись за бок, но ответить ничего не успел, его опередили.

– В-времена м-меняются, дядь, – бросил Макс, щурясь на яркий дневной свет после очевидно непривычных Красноярских сумерек.

Дядька проводил их до пригнанной Бабаем на стоянку красной «камрюхи» и пообещал, что никому из шайки предъявлять за что-либо не будут.

– Превышений это не касается! – крикнул он вслед уже еле слышно, когда Макс дал по газам, направившись мимо дома туда, где сейчас их ждали больше всего.

К больнице приехали раньше Винни с Бабаем, который занимался налаживанием дел в мастерских, пока Хром с Максом пару дней приходили в себя, потом еще пару дней ждали летной погоды в гостинице Дудинки и добирались обратно на Большую землю. Сидеть в машине не хотелось, а шататься по улице было холодно. «Не май месяц, емана», – как сказал Макс. Поэтому ждать решили в холле. На входе на Макса наехала тетка из охраны:

– Бахилы надеваем, для кого написано! Вещи в гардероб сдаем, вы к себе домой пришли или в государственное учреждение?

– Х-хорошо, к-командир, бахилы сд-ды-даем в гардероб, вещи н-надеваем, – кивнул тот и потянулся к заранее заготовленным синим мешочкам в специальной корзине у входа.