Шизофрения

— Та-ак, — Онуфриенко смотрел на нее с недоверием. — Сейчас, значится, будем погружаться в себя. Для этого надо отключиться от внешнего мира. Поэтому, просто слушайте меня. Можете не повторять. Просто прикройте глаза, расслабьтесь и постарайтесь ни о чем не думать. У-м-м-м — а-н-н-н… — затянул он. Она послушно закрыла глаза, замерла и попыталась расслабиться под мычание учителя. Через пару минут нестерпимо зачесался нос, но она заставила себя сидеть неподвижно. «Ты сама этого хотела», — убеждала она себя. Звук перешел в такой же тягуче-бесконечный «ху-у-м-м-м». Еще через несколько минут стало полегче. Даже чувство голода куда-то ушло. Видно втянулась.

— Представь… — услышала тихий вкрадчивый голос Онуфриенко, — …темный, густой лес… и ты — в лесу…

Лес представился легко.

— … ты идешь по узкой тропинке, пробираясь сквозь заросли… видишь впереди поляну, залитую солнцем. Иди вперед, выходи на поляну… там солнце… ласковое и доброе… запах травы…

«Надо крем от загара купить. А то все лицо веснушками покроется», — промелькнула несвоевременная мысль.

— … в центре поляны — огромное дерево… в стволе — дверца… открой… вниз ведут ступени… спускайся…

Он говорил и говорил, негромко, напевно, обволакивая словами и звуком голоса… Сладковатый запах стал проникать в голову, которая уплывала куда-то от ставшего невесомым тела…

— Спускайся. Осторожнее. Не спеши. Скользкие ступени. Ни-иже, ни-иже спускайся…

Поросшие мхом ступени были реальны — она видела их, чувствовала ступнями влажную шероховатую поверхность…

— …Видишь — перед тобой дверца… Открой ее… открой… Входи… Еще несколько ступеней… еще…

Она спускалась по ступеням, узнавая каждую выбоину, каждую неровность и чувствуя чью-то руку, не дававшую оступиться…

— …иди вперед… Перед тобой — опять дверца. Войди в нее… И иди дальше… Я дальше не пойду. Дальше — ты сама. Только ты… — голос отдалился, растаяв где-то вверху…

Александра толкнула дверь, так словно она уже когда-то проделывала это, ощутив холод поверхности.

«Металл», — поняла она.

… Длинный коридор. Дверь справа. Постояла. Не вошла. Двинулась дальше. Дверь слева. Постояла. Не открыла. Пошла на еле заметный свет впереди. Продолговатый зал со сводчатым потолком, освещенный множеством свечей. Внутри стен — ниши. Подняла с пола горящую свечу и подошла к первой нише. Шагнула вперед и — оказалась в кромешной темноте. Свечи в руках уже не было. Темно и тихо. Вдруг сверху — вспышка света, скользнувшего по гигантским колоннам храма. Много солнечного света, залившего пространство вокруг. Люди в белых одеждах склонившиеся в поклоне у ее ног. И это ее не удивило. Их преклонение было приятно для нее и обязательно для них. Но кто она? Попыталась осмотреть себя, но ничего не увидела. Все эти люди, в благоговении распластавшиеся на полу, ее видели, а она сама — нет.

Вторая ниша. Как она здесь оказалась? Зачем? Невероятная скорбь, будто сердце вырвано из груди. «Никто никогда не любил тебя так, как я», — застучала в висках боль непоправимой потери. Никто. Никогда. Какие страшные слова. Чьи-то глаза внимательно наблюдают за ней… Столик у окна кафе с видом на бульвар… легкая занавеска, колышущаяся от сквозняка… дождь за окном… терпкий глоток похожего на кровь вина… «…а если будет вред, то отдай душу за душу, глаз за глаз, зуб за зуб, руку за руку, ногу за ногу, обожжение за обожжение, ушиб за ушиб».

Нестерпимая боль в груди, будто от удара, и… падение, бесконечное падение… «Смерть — за смерть?… Я всегда рядом… Всегда… Сумей только узнать меня… Кто это сказал?»

Александра открыла глаза. Серые спирали дымка щекотали ноздри. Рядом в позе лотоса, положив раскрытые ладони на колени и подставив лицо утреннему солнцу, прикрытому сероватой дымкой, сидел человек с бледным лицом и бритым черепом. Его глаза были прикрыты. «Порфирий», — пришло в голову неожиданное имя. «Какой Порфирий? Кто такой Порфирий?»

Онуфриенко издал громкий стон. Стон нарастал, перейдя в протяжные звуки, похожие на мычание и сложился, наконец, в звук «О-о-ом-м-м».

«Этот стон у нас песней зовется», — некстати вспомнила она строчку из стихов Некрасова. — А может, он отсидел ногу и ему нужна помощь, чтобы подняться?» — она даже хмыкнула, представив, как помогает скрученному Онуфриенко выбраться из позы лотоса.

— Вы вернулись, — открыв глаза, то ли спросил, то ли сообщил он, легко поднимаясь на ноги.

Она не стала спорить.

— Ну, похоже, теперь вы готовы, — заявил он, бросив испытующий взгляд на Александру.

«К чему?» — хотела спросить она, но передумала и важно кивнула, соглашаясь.

— Как вы догадались, к чему? — спросил он, направляясь в сторону лестницы вниз.

— А я мысли научилась читать, — небрежно заявила она, последовав за «учителем». — После медитации открыла в себе новый дар, — решила сделать ему приятное.

Онуфриенко даже приостановился и спросил изумленно:

— Мысли, значится, читаете? Ну, и что я вам сейчас собираюсь предложить?

Александра многозначительно закатила глаза.

«Свежий лаваш, брынза, зеленый салат и… — пронеслось у нее в голове, — …которые этот негодяй, скорее всего, даже не купил».