Шкаф

Я умудрился упасть на пол и, проскользив на коленях перед существом и снова размахнувшись, опустил топор на его тонкую, как спичка, ногу. Но сталь буквально высекла искры, сконтактировав с его кожистой плотью. Шипение — и тварюга, потеряв равновесие либо всё же от боли, таки повалилась на пол. Я снова замахнулся топором. Из горла твари вырвалась струя холодного дыма, рассеянно заморозила пол, несколько картин Наташки и стену. Я моргнул, осмотревшись, — и снова извернулся по полу. Леший и раненый Казанова умудрились спрятаться за грёбаный шкаф. Хотелось истерически рассмеяться. Но я не сводил глаз с цели. Подбрюшье тварюги выглядело каким-то нежным, подрагивающим и хилым.

— Остановись!!! — вдруг выкрикнул карлик.

— А то что? — залихватски выдавил я.

— Ранишь его, и поверь: никто не уйдёт отсюда живым. Ни девочка, ни твоя женщина! — угрожающе, но очень убедительно прошипел, едва сдерживая гнев, карлик.

Я дёрнулся вперёд и с трудом остановился, когда услышал:

— Не надо, — слегка изменившимся тоном сказал карлик. — Не причиняй птенцу боль.

Улыбка на лице карлика исчезла со щелчком, как если бы против воли закрылся смертоносный капкан. Я крепче сжал рукоять топора.

— Давай поторгуемся, — предложил карлик.

Я внимательно смотрел на него, стараясь не упускать из виду «птенца» Так значит, он опасается за эту тварюгу. Что ж хоть какой-то плюс в возникшей ситуации.

Мы торговались. Я выдвигал свои условия, он — свои. Пока не пришли к компромиссу. Его доводы резали по живому. Как я ни старался, но карлик железно упёрся, что отпустит только тех, кого не выберет вылупившаяся тварь. Это была рискованная цена выбора из наших жизней за спасение малой Ленки.

Что ответить на это? Ведь в живых и на ногах были только я и Наташка. Остальные тяжело ранены. Я сглотнул горечь во рту и, согласившись, кивнул, а потом сделал резкое, обманное движение и полоснул тварь по брюху. В лицо тотчас ударила вонь, кожу обожгло. Боль была резкой и опаляюще-жгущей.

Я взвыл и пытался извернуться от плевков холодного дыма из пасти птенца. Карлик истошно заорал и сграбастал первого, кто ему попался, под руку, — Казанову. Открутил ему, точно у марионетки, голову и стремительно облил горячей кровью существо. Рана на его повреждённом брюхе стала затягиваться.

Я попытался встать с пола, но мою руку прижали ногой. Мои глаза слезились. Лицо частично онемело. Хотелось только закрыть глаза и отрубиться.

— Лживый упрямец, мы же с тобой договорились! — прошипел карлик и пригрозил: — Теперь ты сильно пожалеешь!

Левой рукой я с трудом сжал рукоятку топора.

Лишь чудом я снова увернулся от хладного дыхания твари, неожиданно бросившейся к так и не пришедшей в себя Наташке. Карлик уже заносил надо мною свои острые бритвы-когти, намереваясь полоснуть по горлу. Внезапно очухавшийся священник закричал что-то, кажется, на церковнославянском и быстро встал с пола. Он кинулся к карлику, вытаскивая из-под свитера потемневший от времени серебряный крест, и крепко прижал его ко лбу не успевшего ничего предпринять карлика. Карлик зашипел, пытаясь освободиться.

Я смотрел на него, топор в левой руке стал слишком тяжёл. Эх, нет у меня сил встать и к тому же поднять чёртов топор.

— Чего ты ждёшь!!! — злобно кричал священник.

Его крик вливался в уши точно сквозь пелену. Я сжал зубы и, качаясь, поднялся, затем с неимоверным усилием смог поднять руку и ударить топором карлику в ногу.

— Ложись!!! — неистово орал Анатолий.

Птенец своими клешнями крепко держал Наташку, прижимая к груди. Вдруг он раскрыл пасть и со всей мочи дунул, целясь в нас, сизой дымкой. Мы с попом, как подкошенные, упали на пол. Мои волосы и частично кожа головы заледенели.

На разукрашенной стене образовался круглый, серый, сочащийся влагой проём. Недолго думая, многозначительно переглянувшись с птенцом, карлик и его подопечный юркнули в проём и исчезли.

— Нет! Наташа! — закричал я, почти что всхлипывая. Пытался подняться с пола, но тело не подчинялось командам мозга — и я не мог встать.

— Давай, приди в себя! — приказал поп. — Они ещё в доме, потому что ослабли. Я знаю, — уверенно сказал он и криво ухмыльнулся, затем помог мне подняться.

Мы нашли Ленку в чулане под лестницей. Она уже не плакала, тихонько сидела, стуча зубами и сжав кулачки.

Небо за окном слегка прояснилось, выявляя светлые предрассветные пятачки. Только ещё бушевал напоследок, раскачивая ветви кустов и деревьев, неохотно стихающий ветер… Мы обыскали весь дом и снова поднялись наверх. Дверь в мастерскую плотно сидела в проёме, напоминая гранитный монолит. Я скулил, как побитый щенок, пытаясь вломиться внутрь, повторяя про себя, как молитву: «Наташка, Наташка…»

Леший, с избитым лицом и покалеченной рукой, ковылял нам навстречу из спальни. Бледный, испуганный, он там прятался в полузабытьи, точно зверь, и теперь едва понимал, что вообще происходит. Но упрямо подошёл к нам, тут же взяв на руки хныкающую и зовущую маму Ленку.

Мы со священником злобно махали топорами. Металл с лязгом высекал искры из бывшей деревянной двери. Я завыл.