Шкаф

— Оно буквально прилипло к её лицу, — уточнила Светка. — Инга даже табуреткой его ударила. Смелая у меня подружка, правда, же, — взяла Ингу за руку.

— Затем оно в стене исчезло, — снова всхлипнула Светка.

— Так и было, — сказала Инга и истерично рассмеялась. По её лицу ручьём стекали слёзы, а она всё смеялась и смеялась, пока Леший не отвесил ей пощёчину.

— Чертовщина, происки бесовские, — утвердил поп и добавил, что нужно срочно освятить дом.

— Полицию нужно вызвать, — сказал Леший.

— До города нужно добраться и полицию вызвать, — отчеканил, меряя шагами гостиную, Казанова.

А я вообще намеревался оповестить всех о том, что нужно сматываться из дома, как можно быстрее, и не разбираться, что здесь происходит и почему. Неужели это никому из присутствующих неясно? Я почти что выразил свои мысли вслух, как наверху раздался злорадный, играющий на нервах смех.

Разом похолодало, да так, что застучали зубы. Шмяк — со всплеском послышалось со стороны дивана, где лежала тёща. Ощутимое чувство, что в гостиной кто-то есть, пронзило нутро. Бульк — что-то упало на пол.

— Ааа!!! — первой заорала Инга и побеждала прочь из гостиной.

Наташка бросилась за ней, больше не цепляясь за меня. Светка всё щёлкала зажигалкой, пыталась запалить свечу.

Я слышал, как скрипит, прогибаясь, пол. Далёкая вспышка молнии едва пробила темноту, застывшую густым киселём в гостиной. Глухо загрохотало за окном. Священник начал читать молитву: «Отче наш, иже еси на небеси». Его голос звучал твёрдо, путеводной звездой во тьме.

Новая вспышка молнии резко и отчётливо осветила комнату, обнажив карлика с ногтями длинными, как в фильме про икс-менов, только его когти были чуток загнутыми — и с них что-то капало на пол. Но хуже всего было то, что возле дивана находилась неведомая хреновина, пропавшая из мастерской. Пульсирующий мягкий шар напоминал яйцо-кокон, который шевелил сотнями ворсистых отростков, антеннами подрагивающих в нашу сторону, являя собой некий орган осязания-обоняния.

С глаз будто бы сорвало пелену. Меня затошнило от омерзения. Ужас засосал под ложечкой. Сердце бухало, как на внезапном преодолении стометровки. Вот только проклятые ноги закостенели — и я, как ни пытался, никак не мог сдвинуться с места. Лишь слышал, как громко и яростно грохотал за окном гром.

Проказливо грозя пальцем, ухохатывался безумный карлик, подступая всё ближе, точно прекрасно зная, что мы все, оставшиеся в гостиной, просто не можем убежать.

Голос попа всё крепчал, внушая внутреннее знание: мол, молись пока не поздно. Сделав долгий и глубокий вдох, я начал повторять за ним. Слово за словом снова обретая контроль над телом.

Вдруг все разом мы хором стали молиться. Все уверенней и громче. Внезапно смех карлика стих, захрипел и резко, с карканьем оборвался. Ярко вспыхнули свечи в руках друзей. Округлая мерзость барахталась, скользя в серой жиже, в которую превратилась тёща. Затем она подняла дыбом ворсинки и с недовольным шпоканьем оторвалось от пола, юркнув в стену, и исчезло в заиндевевшем проёме. Карлик, скособочившись, нырнул следом за ним.

Секунда другая — и всё стало, как прежде, нормальным. Мы снова могли дышать и двигаться. Поп перекрестился, сказав: «Чур меня… Свят, свят, свят…»

Больше ничего не обсуждая, мы дружно собирались просто сбежать. Как оплеуха, в глубине дома раздался отчётливый детский крик, полный отчаяния и ужаса. Ленка!

— Пожалуйста, не бросайте её! — умоляюще вскрикнула Светка и всхлипнула.

На хмуром лице Лешего и ошалевше-потерянного Казановы отчётливо проступало сомнение. Тишина. За окном молнии вновь и вновь полосовали небо. В свете всполохов и свечей мы видели расширенные от ужаса и шока глаза друг друга. Инга сочувственно схватила Светку за руку. Наташка плакала, снова болезненно крепко сжимая мне плечи, неловко обнимая и пряча лицо у меня на груди.

— Мамочка, что же теперь… — сквозь рыдания я различал её слова, тихие, но режущие ножом сердце.

— С бесовщиной нужно бороться крестом, постом, да молитвой, — громко прорезал тишину бас попа. — Можно освятить воду. Крест то у меня при себе имеется, — со знанием дела, добавил Анатолий.

Мы не могли бросить в доме Ленку. Никак. Поэтому все вместе направились на кухню. Казанова и Леший остановили меня в коридоре и шепнули, что женщинам нужно уходить из дома одним. Пусть спасаются. Бегут прочь, лишь бы подальше отсюда.

— А девочку мы найдём и не сдадимся так просто, пусть это и чертовщина, хрен с ней, — сказал я шёпотом Наташке на ухо и добавил, чтобы с подругами делала ноги.

Женщины намеревались выйти через кухню и только подошли к двери, как священник неожиданно крикнул:

— Стойте!

Анатолий первым подошёл к двери и брызнул на неё святой водой из глубокой тарелки, которую несколько минут назад освятил с помощью молитвы и креста. Стоило каплям коснуться её поверхности, как дверь, будто бы живая амёба, прогнулась внутрь и, подобно упругому ластику, снова выпрямилась. Теперь мы отчетливо видели, что это и не дверь вовсе, а что-то другое. Мокрое, искрящееся не то инеем, не то паутиной.