Шкаф с ночными кошмарами

Не сговариваясь, мы с Кирой направились в разные стороны: я – к своему БМВ, оставленному в подворотне под покровом ночи, она – в противоположную сторону. Я не обернулась на нее, хотя хотелось в последний раз полюбопытствовать, что ей здесь понадобилось.

Всерьез я не верила, что Кира – Неизвестный. Я не думала, что она способна кому-то причинить боль. Подозреваемая должна быть другой. Холодной, сдержанной, расчетливой, внимательной, терпеливой. Кира не терпеливая и не холодная. Она злая, дерзкая и горячая. Так что это не Кира Джеймис-Ллойд, она не Неизвестная, не Ангел Милосердия. Она не причинила бы Аспену зла.

Забираясь в свой автомобиль, я посмотрела в зеркало заднего вида, но увидела лишь контуры дома напротив. Мысленно вернулась к Кире и ее сказке, которую она рассказывала Аспену. О сердце в его руках. О ее искореженном детстве. О сумасшедшем отце и матери, которая не могла защитить дочь. О прекрасном принце, который до последнего верил в хороший конец, и о принцессе, которая знала, что хороших концов на самом деле не бывает.

Она не убийца.

Но что она забыла в доме Дэйзи Келли? Связь с прошлыми делами настолько очевидна, что становится подозрительно. Мне хотелось завести мотор, проследовать за Кирой до ее квартиры, вытрясти правду. Она мельком упомянула, что нашла что-то интересное, что мне бы понравилось. Может, среди этих интересных вещей был адрес Дэйзи Келли? Тогда откуда Кира знает, что меня интересуют дела двадцатилетней давности? Может, Аспен рассказал ей?

Отбросив на время мысли о Кире и ее причастности к кровавому прошлому Эттон-Крика, я отправилась домой, по дорогам, покрытым тонким слоем замерзшего снега. За закрытыми окнами было слышно, как хрустит под зимними шинами – под напором колес хребты снежинок ломались, и те молили о пощаде, словно живые.

Покинув тихую и мирную Набережную, в окружении спящих домов и фонарей, я преодолела мост и вернулась в реальность, где город ликовал. Неоновые вывески привычно светились, витрины спящих магазинов горели желтым, круглосуточные супермаркеты, ветлечебница, кинотеатр – везде были люди.

Казалось, я вернулась из другого города, другой страны или даже планеты. У Криттонской реки мир казался сонным. Там жили родители Дэйзи Келли – подальше от городской суеты. Здесь жизнь шла своим чередом. Несмотря на Криттонского Потрошителя, который отнял жизнь многих девушек и все еще был на свободе, несмотря на Неизвестного, который притаился в ночи в поисках очередной жертвы, несмотря на то, что Скалларк все еще не нашли. Люди жили.

Всем было плевать.

Они радовались, что это не их семей коснулось несчастье. Были счастливы, что это не их дочери никогда не отроют глаза, не их мужья разрублены в ванной на кусочки.

В течение этой недели я была почти в каждом уголке Эттон-Крика, расклеила тысячи листовок с серьезным лицом Скалларк, и мне никто не помог. Продавцы с участливым видом позволяли прикрепить фото на рекламные щиты, мужчины и женщины, спешащие на работу, сочувствующе улыбались, люди шли на уступки, но никто не подошел и не предложил помощь.

Лишь Крэйг вырвал увесистую пачку у меня из рук. Я притащила ее с собой в больницу, чтобы с утра пораньше отправиться в модный район Эттон-Крика, где находился популярный ночной клуб, и попытать счастья там. Крэйг был резким, даже злым, когда заявил, что, если я не отправлюсь после работы домой, он вколет мне снотворное, а затем привяжет к кровати.

На самом деле Крэйг бы помог. Я видела это по его взгляду. Он жалел, что ничего не может сделать. Он потерял всех своих друзей. Мы толком не говорили о случившемся, но я знала, о чем он думает. Он потерял Сьюзен, а затем Аспена и Скалларк. И он не хотел, чтобы я расклеивала листовки, потому что думал, что Скалларк не спасти. И я сдалась той ночью под его напором, потому что чувствовала, что Крэйг на пределе. Я боялась, что он разозлится и закричит на меня, скажет, что Скалларк мертва и моя суетливость ей не поможет. Я боялась, что он скажет, что я должна была стараться лучше той ночью тридцать первого октября. Боялась, что он обвинит меня.

В тяжелых раздумьях я добралась домой. Старый город не то что центр – здесь все казалось заброшенным. Если на Набережной было мирно и спокойно, здесь – от каждого уголка, казалось, несло опасностью. Где-то в глубине подсознания раздался насмешливый голос Ноя: «А я говорил, Кая, что тебе станет хуже. Вернись домой, и ты станешь прежней». Он имел в виду, что я буду шарахаться от каждой тени?

Моя паранойя после ухода из особняка Харрингтонов усилилась в сто крат. Теперь Неизвестный мерещился мне повсюду: за кустами, в машине, припаркованной рядом с моей, за соседним столом в больничном кафе, даже в моей квартире за дверью ванной комнаты.

Мания нарастала с самого переезда в Эттон-Крик, но именно сейчас все обострилось. Сейчас я на пределе, я превратилась в маленькую девочку, которая знает, что под ее кроватью прячется чудовище.

И мне страшно.

И когда я выбегаю из спальни и зову на помощь, помощи нет – все мои друзья просто… исчезли.