Шкатулка группенфюрера

– Сегодня перед спектаклем. Мандрыкин обещал принести деньги.

– Перстень с тобой?

Седов замялся:

– Но ты хоть понимаешь, что меня могут убить, Игорь!

– Тебя могут убить и после того, как ты передашь им перстень. Слишком много знаешь.

– Ничего я не знаю, – попробовал протестовать Седов.

– Неправда, Саша. Ты видел убийцу Кружилина. Во всяком случае, догадываешься, кто им мог быть.

– Ни о чем я не догадываюсь. Слышишь, ни о чем! – в голосе Седова зазвучали истеричные нотки. – На подавись.

Разглядывать перстень на ходу мне было некогда, и я небрежно сунул его в карман куртки. Я, по-прежнему, не мог понять одного, зачем этим людям понадобился перстень. Почему они охотятся за ним с такой маниакальной настойчивостью. Неужели всерьез верят в его магическую силу? Но это же бред, психическое расстройство и ничего более.

– Куда ты меня привез?

– Не волнуйся, не на кладбище. Вылезай.

Чернов был в офисе. Я бросил перед ним на стол перстень. Резидент Шварц принялся с интересом его рассматривать. Воля ваша, но ничего примечательного в этой золотой цацке не оказалось. Обычный перстень, который мог изготовить любой ювелир. Я взял фотоаппарат и сделал несколько снимков.

– У меня к тебе просьба, Виктор, передай одну из этих фотографий Рыкову. Пусть поднимет прежние дела Кружилина и проверит, не фигурировали ли там драгоценности или какие-нибудь иные предметы с трезубцем.

– Проще показать ему перстень.

– Нет, перстень мы передадим Мандрыкину через полчаса. Буду вам очень благодарен, если вы с Рыковым подстрахуете меня возле театра.

– Ты не очень зарываешься, Игорь?

– Думаю, нет. О Ксении ты успел, что-нибудь выяснить?

– Балованная дочь богатого папы. Во времена оны папа занимал весьма высокий пост в ЦК КПСС, но и после великой криминальной революции не растерялся и отхватил, видимо, при дележке солидный кус. Правда, он погиб в автомобильной катастрофе вместе с супругой. Так что Ксения Васильевна Кружилина, в девичестве Ильина, круглая сирота. Но сирота далеко не бедная.

– А дедушка ее случайно не служил в органах?

– А при чем тут дедушка? – удивился Чернов.

– Видишь ли, я думаю, что история с полковником, снявшим перстень с руки эсэсовского генерала, могла быть подлинной. Возможно, этот полковник не ограничился перстнем. Извини, нам пора.

Топтавшийся у порога Седов то и дело поглядывал на часы. До спектакля оставалось тридцать минут. Впрочем, от Черновского офиса до театра было рукой подать. Через пять минут мы с Седовым уже подруливали к служебному входу в храм искусства. Сашка вздохнул с облегчением. Однако я не спешил выпускать его из машины. По моим сведениям, Мандрыкин в сегодняшнем спектакле не участвовал, а потому, получив перстень, он тут же, скорее всего, направится к заказчику, поставив нас в невыгодное положение. К тому же заказчик мог прийти в театр, и тогда Мандрыкин передаст ему реликвию в фойе. Надо было выждать, пока Рыков с Черновым займут исходные позиции. Я вернул перстень Седову, когда до начала спектакля оставалось десять минут. Актер пулей вылетел из салона, а я вальяжной походкой направился за ним следом. На лестничной площадке бесновалась помреж Ирочка Круглова. Ее повизгивающий на высоких нотах голос разносился по всему Закулисью:

– Я на тебя докладную напишу, Седов. Не рассчитывай, что тебе это сойдет с рук.

Вениамин Мандрыкин был тут же и сочувственно внимал Ирочке. Мне не оставалось ничего другого, как присоединиться к нему. Общими усилиями мы кое-как успокоили расходившуюся помощницу режиссера.

– Пойду, помогу Сашке, – вздохнул Вениамин, – а то он действительно не успеет переодеться.

Мандрыкин бросил на меня острый взгляд и зашагал по коридору. Его долговязая фигура еще не успела скрыться в гримерке, когда я довольно громко спросил у Кругловой:

– Лузгин в театре?

– Только через мой труп, – твердо сказала Ирочка. – Человек и так весь на нервах после отсидки, а тут еще ты, Игорь, со своими вопросами.

– Хорошо я подожду.

К Лузгину у меня как раз вопросов не имелось, но надо же мне было как-то оправдать свое появление в театре. Особенно в глазах Вениамина Мандрыкина. Этот хитрован с острым лисьим лицом дослушал наш с Ирочкой диалог до конца и лишь затем вошел в гримерку. Впрочем, прибыл он там недолго, не более пяти минут. За это время мы с Ирочкой успели перемыть косточки чуть ли не всем актерам и посетовать на падение дисциплины как в обществе вообще, так и в театре в частности. Мандрыкин, небрежно кивнув нам с помрежем на прощание, сразу же направился к выходу.

– Тебя подвезти? – спросил я, демонстративно натягивая перчатки.

– Спасибо, я на машине.

– Так я подъеду после спектакля? – обернулся я к Ирочке.

– Подъезжай, конечно. Какой разговор, – доброжелательно откликнулась она, успокоенная, видимо, присутствием в Закулисье всех занятых в спектакле актеров.