Шкатулка рыцаря

Из окна махал рукой Врач:

— Роальд звонил. Зайди, поговорить надо.

Не верю ни в Христа, ни в Дьявола, ни в лидера ЛДПР! Хватит тупого рабства! Ищу соумышленников, охотно приму пожертвования. Вопросы — кто мы? откуда? куда идем? — остаются главными.

— Знаешь, — признался Шурик. — Я, кажется, впрямь его ненавижу.

— Лигушу? — обрадовался Врач.

— Его, скотину.

— Хочешь мяса, кончи зверя! — Врач таинственно оглянулся. — Сделай его! Пусть лучше совесть мучит, чем терпеть такое.

И спросил, не желая упускать увлекательного зрелища:

— Когда?

— Да хоть завтра, — желчно ответил Шурик.

— С утра? — жадно спросил Врач.

— Откуда мне знать?

— Тогда так. Серьезными делами лучше заниматься под еечер. К вечеру суждения трезвее, да и день можно провести полнокровно. Хороший обед, беседа с друзьями, неторопливая подготовка…

Врач не спускал жадных глаз с Шурика. И в темных его глазах, как и в глазах Лигуши, тоже что-то угадывалось, угадывалось…

— Сам смотри. Анечка убивала Лигушу под вечер. Под «КамАЗ» Лигуша попал под вечер. Костя-Пуза стрелял в Лигушу вечером. Вечер — вот лучшее время для исполнения затаенных желаний!

— А если Лигуша… Снова вернется?

— Общественность против, — быстро возразил Врач.

— Плевал Лигуша на общественность! — возразил Шурик, с содроганием вспоминая комнату, украшенную страшными матовыми, как бы бумажными фонарями осиных гнезд. — Ты хоть знаешь, что у него в комнате под потолком сотня осиных гнезд? Там ничего нет, кроме них.

— Да хоть термитники! — Врач удовлетворенно потер руки. — Тебя ведь мучит не это.

И нагнулся над столом, сверху вниз в упор глядя на Шурика:

— Я ведь уже говорил: функция Лигуши — быть убитым.

Глава VI «ЧТО ДЕЛАТЬ, ИВАН? ЧТО ДЕЛАТЬ?..»

Село Китат. 12 августа 1925 года

Крест с храма рвали толпой.

Навязали веревок, первым навалился председатель ленкоммуны Хватов, густо дыша сивухой, заухал, как сыч. Ульян и Мишка Стрельниковы, особо верные, всегда стоявшие за народ, тоже вцепились в лямку:

— Пошла!

Тихо подвывали бабы, толпясь в стороне, детишки испуганно цеплялись за длинные юбки мамок. Несколько единоличников, не вошедших в коммуну, бога боящихся при любых властях, при советской особенно, прятались за ближними заплотами. Отдельно от них Марк Шебутнов незаметно быстро крестился. Он совсем было собрался в коммуну, даже выпивал с братьями Стрельниковыми, однако снятие креста его испугало. Посмотреть надо, бормотал он про себя. Это дело такое. Посмотреть, обождать, вот что выйдет?

Крест раскачали. Посыпались кирпичи. Один, ударившись о сухую, прокаленную зноем землю, откатился далеко, под самый заплот, под самые ноги Марка. Это указание мне, знак некий, испуганно подумал Шебутнов. Что-то его впрямь томило. И не уханье членов ленкоммуны, и даже не страх перед всевышним, а что-то еще — неверное, неопределимое, невнятное.

Даже и не знаю что, подумал он с томлением. Ну, как перед болезнью.

И случайно заметил странный блеск подкатившегося под ноги кирпича.

Медный, что ли? И кирпич ли?

Быстро оглянувшись, толпа как раз отчаянно ахнула, глядя на покосившийся крест, Марк наклонился. Да совсем не кирпич… Шкатулка… Не медная, по тяжести бери выше…