Шкатулка с бабочкой

— Конечно, любила. Но только раньше я об этом не знала. — Тоби нахмурился. — Это совсем не то, что всепоглощающая любовь к Рамону, такая, словно гром среди ясного неба, — пояснила она. — Это нечто более тихое. Моя любовь к Артуру более нежная, и сейчас я услышала ее.

— Гром всегда через некоторое время стихает. Тебе очень повезет, если ты останешься с чем-то более долговечным, — усмехнулся Тоби, подумав о Джулиане. — Артур — хороший человек.

— Сейчас я это осознала. Не могу поверить, что понадобилась бессмысленная пустая интрижка, чтобы проснуться и понять, как много он для меня значит. Я так плохо к нему относилась. И он все это терпел. Какой другой мужчина мог бы быть настолько снисходительным? Я его недостойна. — Потом она взглянула на брата большими печальными глазами. — Я его потеряла, да?

Тоби обнял ее за плечи и поцеловал в щеку, пахнувшую солью.

— Не думаю, дорогая. Но похоже, что твои ошибки ничему тебя не учат.

Глава 38

Сэм слушал, как дождь монотонно барабанит в оконное стекло кабинета Нуньо. Пламя потрескивало в камине, где его дед любил ворошить поленья стальной кочергой, когда ему нужно было собраться с мыслями, а Троцкий развалился на ковре, тяжко пыхтя во сне. Сэм чувствовал холод, пробиравший до костей, и никак не мог согреться. Он сосредоточил взгляд на кожаном диване, где однажды сидела Федерика, и вспомнил ее глаза, наполненные непробиваемой покорностью судьбе, и ее бедное тело, страдавшее под натиском чересчур обильной еды. Он потерял не только Нуньо, своего любимого деда и друга, но и Федерику, он отдал ее другому, причем совершенно неприемлемому мужчине. Сэм понимал, что винить во всем этом может только себя, поскольку когда он мог получить эту девушку, до безумия влюбленную в него, то не сделал этого.

Он встал и прошелся по комнате, чтобы согреться. Ему даже пришлось натянуть свитер на заледеневшие пальцы и ссутулиться. С тех пор как он вернулся домой, чтобы начать писать, из-под его пера не вышло ни строчки. Его тешила идея приобретения коттеджа, как это сделали Тоби с Джулианом, потому как молодой человек в возрасте тридцати одного года не должен жить с родителями, но у него не хватало энергии или стимула, чтобы заняться поисками подходящего дома. Пока он базировался в Пиквистл Мэнор, ему не было необходимости выходить куда-либо в поисках компании, готовить для себя, платить за проживание или за ипотечную ссуду. Отец был благодарен за то, что нашел в нем достойного собеседника, и развивал ему свои теории, сидя перед камином в гостиной, где когда-то еще ребенком бегала Федерика вместе с Молли и Эстер.

Ингрид проплывала по комнатам как ярко разукрашенный парусник в своих развевающихся одеждах, оставляя за собой шлейф сигаретного дыма и едва замечая присутствие Сэма. Она продолжала руководить приютом для животных, который был настолько переполнен, что, когда Сэм возвратился домой из Лондона и открыл свой ящик для свитеров, то обнаружил в нем впавшую в зимнюю спячку белку, свернувшуюся клубочком на его любимом кашемировом джемпере. Когда он с упреком рассказал об этом матери, та радостно улыбнулась и ответила:

— Так вот где спрятался Амос! Дорогой, представь себе, я разыскивала его всю зиму. Ты ведь не будешь беспокоить его до весны, да?

Сэму не оставалось ничего другого, кроме как позаимствовать свитера у отца. Все они были в дырках от моли, поскольку тот в жизни не ходил на работу и гулял так мало, что его вещи почти не видели дневного света. Когда Иниго увидел на сыне дырявый на спине свитер, то, не признав собственную вещь, похлопал его по плечу и сказал:

— Сынок, если тебе нужны будут деньги, ты ведь не будешь слишком горд, чтобы попросить их?

Сэм ответил, что ни в чем не нуждается. Два его младших брата приезжали домой на уик-энды. Люсьен учился в Кембридже, а Джои заканчивал школу. Молли и Эстер наведывались, когда у них появлялась возможность, — обе работали целыми днями и свободного времени у них было мало.

Молли постоянно ухитрялась сказать что-нибудь ехидное в адрес Федерики, в то время как Эстер печалила потеря подруги.

— Раньше мы были так близки, — вздыхала она. — Мы абсолютно все друг другу рассказывали.

— Вот-вот, так и случается, когда кто-то богатеет и проникает в светское общество, — недружелюбно заметила Молли. — Если бы мы с тобой были важными особами, то, смею тебя уверить, она не бросила бы нас, как ненужный хлам.

Сэм знал всю правду, поскольку не был, подобно Молли, ослеплен завистью. Но он предпочитал помалкивать об этом, скрываясь за тяжелой дубовой дверью кабинета Нуньо.

— Сэм в точности копирует поведение отца, — подсмеивалась Молли в один из выходных дней, когда он появлялся только для того, чтобы поесть, — он тоже становится затворником.