Шкатулка желаний

Он нашел чек. И ждал, чтобы она о нем заговорила, для того и повез ее в Туке. Только все оказалось напрасно — и тогда он разгадал Жослин, осознал ее потребность в покое, ее привязанность к неизменным вещам.

Он взял эти деньги, потому что она сожгла бы их или, может, раздала бы каким-нибудь слюнявым паралитикам и больным раком детишкам, а ему на своем заводе столько не заработать и за шестьсот лет. Теперь он всхлипывает, чувствуя, как в нем зарождается, страшно и неумолимо растет отвращение к самому себе. У вас все в порядке, мсье, шепотом спрашивает соседка. Он устало машет рукой, успокаивая женщину. Оконное стекло холодит лоб, и он вспоминает нежную и прохладную руку Жослин во время его болезни, когда он чуть не умер. Самые лучшие воспоминания всегда выплывают на поверхность именно тогда, когда хочется затолкать их поглубже, чтобы они захлебнулись.

На рассвете поезд останавливается у перрона вокзала Брюссель-Миди. Он ждет, пока выйдут все пассажиры, и покидает вагон последним. Глаза у него красные, какие обычно бывают у невыспавшихся мужчин, которые набиваются в насквозь продуваемые вокзальные забегаловки, чтобы погреться, у мужчин, обмакивающих в черный и вязкий, как деготь, кофе фигурное рассыпчатое печеньице или круглую булочку. Это первая чашка кофе в его новой жизни. Кофе здесь варят плохо.

Он выбрал Бельгию, потому что здесь говорят по-французски, а это единственный язык, который он знает. Да и то… и то не все слова, он предупредил об этом Жослин, когда вовсю за ней ухаживал, а она в ответ засмеялась и с вопросительной интонацией произнесла слово «симбиоз»; он отрицательно покачал головой — нет, не знаю, что это означает, а она тогда сказала, что ждет от любви именно этого, и сердца у них затрепетали.

Он бредет под моросящим дождичком, щекочущим кожу. Посмотрите, посмотрите, как он гримасничает, вот урод, глаза бы не глядели. А когда Жослин на него смотрела, он становился красивым, он делался похож на Венантино Венантини, в иные дни именно он бывал самым красивым мужчиной на свете.

Он пересекает бульвар Миди, идет по бульвару Ватерлоо, сворачивает на улицу Луиз, оттуда — на Режанс и по ней добирается до площади Саблон, где находится снятый им дом. Он сам не понимает, зачем ему понадобился такой большой дом. Может быть, он верит, что будет прощен. Может быть, он верит, что Жослин когда-нибудь приедет сюда и поселится с ним в этом доме, что когда-нибудь то, чего не можешь себе объяснить, станет понятным. Что когда-нибудь мы все соберемся вместе, даже ангелы и маленькие умершие девочки будут с нами. Он думает, что давным-давно мог бы найти в словаре значение слова «симбиоз». И он охвачен сейчас лихорадочным возбуждением. Он — богатый человек. Что хочу, то и ворочу.

Он наверстывает свои мечты. Он купил себе очень мощную и очень дорогую красную машину, «Ауди А6 RS». Купил стильные швейцарские часы «Патек Филипп»[41] и «лунные» часы «Омега Спидмастерстар» — те, что рекомендованы НАСА для полетов в космос с экипажем на борту. Купил плазменную панель и полную бондиану. Десяток рубашек от Лакоста с крокодилом на груди, ботинки от Берлути, «Вестоны», «Биккембергсы»…[42] Сшил по мерке костюм из роскошной ткани «Дормей»[43] и еще один — у Диора, но этот ему не понравился, и он костюм выкинул. Прибарахлившись, он нанял в свой большой дом прислугу…

Теперь он целые дни просиживает на террасах кафе поблизости от Гран-Плас — в «Эль Греко» или «Павлине», а вечером заказывает домой пиццу или суши. Он снова пьет настоящее пиво, какое пьют пропащие мужики с мутными взглядами. Ему нравится «Борнем Трипль» — живой, дображивающий в бутылках монастырский эль с пышной белой или светло-желтой пеной, горько-сладкий, с хмелевыми нотками, и крепкий — девять градусов, а от темного «Кастельбира», в котором одиннадцать, начинает приятно кружиться голова. Лицо у него заплывает жиром, он постепенно толстеет.

В кафе он пытается познакомиться, завязать отношения, найти друзей, но разговоры получаются редко. Люди сидят поодиночке, каждый со своим телефоном, и бросают в пустоту своей жизни тысячи слов.

В туристическом агентстве на Королевской улице ему предлагают прогулку для одиноких по каналам Брюгге, но там, как в плохом фильме, на двадцать одного изголодавшегося холостяка оказываются всего две женщины, и ему не достается. На выходные он уезжает к морю. В Кнокке-ле-Зут он останавливается в «Усадьбе Дракона» или в «Розе Шопена».