Юнга вытянулся и повернулся спиной к Люде. Девушка продолжала сидеть неподвижно. Через некоторое время почувствовала, что Марк взял её за локоть и крепко сжал. Потом пожал несколько раз всей ладонью, а после этого только большим пальцем. Она не понимала, в чём дело. Пожатие продолжалось. Это ей что-то напоминало, но что именно? Он жмёт то всей рукой, то только большим пальцем. Между этими пожатиями определённые интервалы. Так… так… один всей рукой, один пальцем, два всей рукой, интервал, один пальцем, два всей рукой, один пальцем, интервал, один всей рукой, один пальцем… Что же это такое? Ага! Точка, точка, точка, интервал. Точка, тире, точка, точка, интервал. Точка, точка, тире, интервал. Точка, точка, точка, точка, интервал. Точка, тире, интервал. Точка, тире, тире, тире. Теперь она поняла: Марк разговаривает азбукой Морзе. Так никто их не услышит и не увидит. Она напрягает память, припоминает знаки азбуки Морзе.
Марк рассказывал, как допрашивали его и Ясю, и опасался, что их могут не только подслушивать, но каким-то незаметным способом подсматривать, поэтому надо очень остерегаться. Он спрашивает о её допросе. Люда подробно рассказывает. Она много навыдумывала о военных кораблях, о разных изменениях на острове и на побережье. Спрашивали об отце, о торианите, но она всё совершенно перепутала. Только, кажется, ей не очеиь-то верят. Она согласна с Марком — надо их ввести в заблуждение. Но ей тяжело видеть, как с ним обращаются. Парень отвечает, что так и должно быть. Всё равно придётся погибнуть. Тем не менее надо бороться, может быть, им ещё удастся навредить диверсантам. Пусть он погибнет первым, а она пусть продолжит их обманывать. В таком положении — это единственный выход. Сейчас он предлагает начать вслух разговор. Пусть она объясняет ему, почему всё рассказала, а он в ответ будет её ругать. Если их подслушивают, то так даже лучше. Она согласна и даже просит, чтобы Марк её побил. В ответ на это Люда почувствовала нежное пожатие руки. Это уже никакой не знак Морзе. Это просто дружеское, искреннее пожатие, возможно, последнее в жизни. У девушки на глазах выступают слёзы, когда она начинает говорить. Эти слёзы звенят в её голосе. Если кто-то их подслушивал, то слова, которые она произносила, безусловно, производили то впечатление, на которое рассчитывал Марк.
— Марк, пойми меня! От нас ведь не требуют никаких страшных действий… Нас только спрашивают, и мы должны отвечать, потому что иначе нас будут мучить и убьют. Разве то, что мы расскажем, имеет такое уж большое значение? Это же мелочи! Важного мы всё равно не знаем.
— Дура! — кричит он ей в ответ. — Трусиха! Тебя мало убить!
— Марк, как они тебя побили! Марк, я боюсь…
— О, проклятая гадина! Молчи! Или я тебя задушу. Скажи мне, что ты там рассказала?
Люда, всхлипывая, стала рассказывать о допросе. Марк перебивал её ругательствами и обещаниями жестоко с ней расправиться. Так прошло несколько минут. Люда замолчала и, пожимая парню руку, требовала, чтобы он её побил. Но Марк не осмеливался этого сделать. Наконец он несколько раз замахнулся на неё, но не ударил. Кулак его здоровой руки прошёлся мимо неё и легко стукнул в стену. Найдёнка, наблюдая за их ссорой, всё это воспринимала серьёзно. Она вскочила и обняла Марка, чтобы не дать ему ударить Люду. Люда повернулась головой к стене и закричала не своим голосом. В тот же миг открылась дверь, и на пороге появился Анч. За его спиной стоял тот самый матрос, который сторожил в коридоре Марка. Люда повернулась к ним лицом, вымазанным кровью. Перед этим она так стукнулась носом о стену, что выступила кровь. Анч, выругав Марка, забрал девушку с собой.
Снова закрылась дверь, и юнга с Ясей остались одни. Марк погладил девочку по голове, но она резко отвернулась от него. Парень горько улыбнулся: он боялся, что Найдёнка так никогда и не поймёт его. Попробовал заговорить, но девочка в ответ лишь укоризненно поглядывала на него.
Время тянулось чрезвычайно медленно, но, наконец, дверь открылась, и знакомый уже матрос поставил перед ними тарелки с едой и хлебом. Оставляя их, он будто случайно толкнул Марка. А когда тот обратил на него внимание, указал глазами на подставку с хлебом.
Как бы Марк за день ни натерпелся, но здоровый организм победил всё, и у него проснулся волчий аппетит. Он приглашал Ясю попробовать, чем их кормят, но девочка хлебнула одну ложку и больше ничего не ела.
— Что будет — увидим, а сейчас давай поедим, — говорил он ей. Но Яся отрицательно покачала головой.
Ломая хлеб, вспомнил, как матрос, будто нарочно, выразительно показывал туда глазами. Марк осмотрел подставку для хлеба. Она была накрыта белой салфеткой, а под салфеткой что-то лежало. Он снял её и увидел несколько маленьких листочков бумаги и короткий огрызок карандаша. На одном из этих листов, загнутом вдвое, что-то было написано на русском языке. Вспомнил свои попытки поговорить с этим матросом в коридоре. Тогда матрос не отвечал, но на вопрос «который час» показал, что язык понимает. Юнга начал разбирать написанное: