Ей не спалось. Ныло всё тело, болели ноги, голова, и казалось, будто она чувствовала усталость как минимум после недели какой-то чрезмерной физической работы. Люда думала, что будет дальше. Представить ближайшее будущее, хотя бы через час или два, не могла. Она погибнет — не верится, чтобы её выпустили отсюда живой. А если уж погибать, то нельзя ли пустить заодно на дно этот пиратский корабль? О, если бы здесь пробыть ещё какое-то время вместе с Марком! Вдвоём они, безусловно, придумали бы что-то. А может быть, им ещё удастся спастись. Она хотела бы знать, как их будут убивать… Припомнила рассказ Яси о смерти рыбного инспектора и Тимоша Бойчука. Их, наверное, тоже захватили эти же самые пираты. Наверное, допрашивали, а потом убили. Яся рассказывала, что на них не нашли никаких следов насильственной смерти. Они утонули. То есть их утопили. Наверное, пираты обычно топят своих пленников. Только сомнительно, чтобы они просто сбрасывали их с лодки, не применяя никаких других методов, ведь в таком случае Тимош Бойчук, безусловно, доплыл бы до берега. Если же Тимоша так быстро выбросило море, значит, его утопили поблизости от острова. Наверное, там же, в бухте, где его захватили. Люда представила себе, как её погрузят головой в воду и будут так держать до тех пор, пока она не задохнётся… А перед этим она ещё наглотается воды… От этих мыслей становилось жутко.
Лёжа на койке, она вытянулась, сложила руки, как мертвец, и заснула. Это был кратковременный, тяжёлый и неспокойный сон. В сонном воображении роились кошмарные призраки. Ей казалось, кто-то неизвестный, страшный нападает на неё, а она не может даже пошевелиться, чтобы защититься. Она знала, что это только сон, хотела проснуться и не могла.
Наконец Люда проснулась. В каюте никого не было. Повернулась на бок и так лежала, пока не принесли еду. Есть не хотелось, но заставила себя, зная, что надо беречь силы.
Во время обеда почувствовала, как лодка содрогнулась, лёгкая вибрация под палубой свидетельствовала о работе электромоторов. Подводная лодка поднялась с грунта и куда-то направилась, видимо, выплывая на поверхность, потому что, когда у неё забирали тарелки, услышала сквозь открытую дверь, как в коридоре кто-то сказал:
— Глубина тридцать семь метров.
Позже лодка останавливалась, а потом снова двигалась с места. Временами девушке казалось, что она поднимается, может быть, даже всплывает, а потом снова погружается. Она заснула снова и, наверное, спала на этот раз долго, потому что, когда её разбудили, ощутила прилив свежих сил.
Разбудил её матрос и знаками велел идти за ним. Девушка подошла к зеркалу поправить растрепавшиеся волосы и помятое платье. В подводной лодке был сухой воздух и высокая температура, и всё на ней успело высохнуть. Матрос деликатно вышел на минуту за дверь. Девушка, стоя перед зеркалом, увидела, как в нём отражается полочка над койкой. Там лежало несколько резиновых подушек, на одной из которых она спала. Люда быстренько вернулась, схватила одну из этих подушек, смяла её и спрятала под платье. Матрос снова вошёл в каюту и движением головы приказал идти за ним — в знакомую уже каюту командира подводной лодки. Ей пришлось немного подождать в коридоре, пока её туда позвали. Как девушка и предполагала, она застала там командира и Анча.
— Уважаемая Людмила Андреевна, — очень вежливо обратился к ней переводчик, — садитесь, пожалуйста.
Люда села.
— Командир нашего корабля просит выразить вам благодарность за ваше поведение. Вы сразу нас поняли и не встали на путь молчания и возражений. Видите, мы тоже относимся к вам как можно лучше. Мы пока что не можем освободить вас. Но, наверное, вы беспокоитесь о вашем отце, полагаем, как и он о вас? Командир разрешает вам написать отцу письмо.
Люда удивлённо и настороженно слушала Анча. Что скрывается за этой любезностью?
— Мне можно писать в письме всё, что я захочу? — спросила она.
— Да, только за одним исключением — ни единого слова об этом корабле и о людях на нём.
— Позвольте, но о чём же тогда я могу писать?
— Вы можете писать о своих чувствах, спрашивать о домашних делах, наконец, о том, что нам угрожает опасность, что вы попали в очень затруднительное положение, но ничего не пишите о местопребывании. Кажется, достаточно.
— Да, спасибо. Я подумаю.
— А о чём же, собственно, думать?
— Думаю, как нелегко написать такое письмо в моём положении… Я должна написать так, чтобы вы его пропустили, но мне ведь хочется что-то о себе сказать…
— О, я вас понимаю. Если хотите, могу помочь вам составить письмо. Кстати, вот что… Если вы напишете отцу, чтобы он немедленно приехал в Лузаны увидеться с вами, то… вы тем самым спасёте его от смертельной опасности, которая угрожает ему в эти дни на острове… и… не обманете его… До того времени всё закончится, и вы с ним увидитесь.
Анч обратился к командиру, переводя ему свой разговор с Людой.