Шхуна, которая не желала плавать

И тут заклинило главный насос.

Крайне дурацкое изделие, которому просто нельзя было находиться на борту корабля. Внутренности его состояли из сложнейшей путаницы пружин и клапанов, неспособных прожевать мусор и кусочки трески, плававшие в трюме. Но каким бы дурацким он ни был, в нем заключалась вся наша надежда.

К этому времени совсем стемнело, а потому Джек светил мне фонариком, пока я отвинчивал переднюю панель насоса. Внутри притаились десять свернутых пружин, которые немедленно выпрыгнули на свободу. Они ударялись о стенки каюты и отлетали от них, словно ополоумевшие пчелы, а затем скрывались под водой.

Невероятно, но мы отыскали их все. Двадцать пять — тридцать минут мы шарили онемевшими руками под маслянистой поверхностью ледяной воды, но мы нашли их все, вставили на место, привинтили панель и снова начали качать.

Тем временем вода поднялась на четыре дюйма. Она теперь достигла нижней части маховика, и до карбюратора ей оставалось меньше двух дюймов. Маховик осыпал водопадом брызг раскаленную выхлопную трубу, превращая темное, полное грохота машинное отделение в сауну. Мы качали.

Джек выполз передохнуть на палубу и тут же испустил панический вопль. Я заколебался. Мне казалось, что у меня не хватит мужества выдержать еще одну беду, но второй настойчивый призыв вынудил меня выбраться на палубу. Енос окаменел у руля, и в угасающем свете дня я разглядел, что он направляет нас прямо на каменный обрыв, до которого оставалось не больше трехсот ярдов.

Я рванулся к румпелю. Енос без сопротивления кротко отступил в сторону. Выражение его лица изменилось, стало почти благостным. Возможно, благодаря рому, но Енос помирился и с собой и с Роком.

— Лучше выбросить ее на рифы, — объяснил он смиренно, — чем утопнуть в холодной-холодной воде.

Джек вернулся к насосу, а я повернул шхуну так, чтобы обогнуть грозные обрывы. До Трепасси-Бей было не так уж немыслимо далеко, и еще оставался шанс, что мы доберемся до гавани и выбросим шхуну на более гостеприимный берег.

Часов около одиннадцати я увидел по носу вспышки света и повернул туда. Когда я толкнул Еноса, он подтвердил, что это вполне может быть буй, указывающий на вход в гавань Трепасси. Но прежде чем мы подошли к нему, нас нагнал туман и мрак стал непроницаемым. Мы ощупью прошли мимо буя и через мели около него с помощью одной лишь удачи и еще Старика.

Мы вышли в черную кишку, надеясь, что это вход в гавань, и мне не потребовалось предостерегающего крика, который испустил Джек, чтобы понять, что наше время истекло. Обалдуйка принялась чихать и кашлять. Вода добралась до ее карбюратора, и какой ни была она закаленной, протянуть на смеси бензина и соленой морской воды она долго не могла.

В гавани Трепасси все окутывала чернильная тьма. Ни единого огонька на невидимом берегу. Я слепо вел шхуну вперед, зная, что рано или поздно мы наткнемся на сушу. Тут двигатель закашлялся, смолк, снова заработал, кашлянул и окончательно смолк. Бесшумно в черной ночи шхуна призраком скользила вперед.

Джек выбрался на палубу — оставаться внизу, когда судно во что-нибудь упрется, смысла не имело. Он — я помню это совершенно точно — сжимал во рту фонарик и по бутылке рома в каждой руке…

…И в этот момент «Счастливое Дерзание» ударилась обо что-то нижней частью форштевня. Заскрипела, заскрежетала, издала странный всасывающий звук и застыла в неподвижности.

— Думается… — заметил Енос, ловко избавляя Джека от одной из бутылок, — думается, мы к бережку приткнулись.

Джек считает, что «Счастливое Дерзание» обладает особым инстинктом находить свой дом. Возможно, он прав. Бесспорно, счастливей всего она себя чувствует, уютно причалив возле работающего рыбозавода. Не исключено, что она ассоциирует рыбозаводы с материнской утробой, что вовсе не странно, если вспомнить, что строили ее на задворках рыбозавода и что долгие месяцы своей переделки она провела в качестве полуперманентного аксессуара причала рыбозавода в Грязной Яме.

Как бы то ни было, прихромав в Трепасси, она безошибочно направилась к своему духовному дому. Даже не пошарив вокруг лучами фонариков, мы знали, что это именно так. Нас обволокла старая знакомая вонь, точно миазматичный туман.

Фонари позволили установить, что мы уткнулись в очень пологий пляж параллельно массивной пристани. Дальнейшие исследования пришлось отложить, так как отлив грозил опрокинуть шхуну днищем вверх. Джек прыгнул и сумел-таки взобраться на пристань. Он поймал швартовы, которые я бросил ему, и мы прикрепили тросами две наши мачты к кнехтам пристани, чтобы суденышко встало на ровный киль, когда вода уйдет из-под него.