В сво?м родном дворе Мария чувствует боль, идущую изнутри, словно время поворачивает назад и надавливает на не? острым клювом своей карандашевидной морды. Она узна?т родное парадное, выщербленную снизу дверь, разбитое уголком пыльное стекло на первой лестничной клетке, и горшок с цветами в окне второго этажа на фоне тюлевой занавески. Она поднимается по лестнице, по которой столько раз возвращалась из школы, касаясь ступенек днищем портфеля, столько раз взволакивала зимой мокрые гремящие санки, и на которых каждый раз, когда в парадном кого-нибудь хоронили, рассыпаны были цветы. Она входит в лифт, исцарапанный гвозд?выми рисунками, нажимает оплавленную кнопку своего этажа, здесь ничего не изменилось с тех пор, как она ушла, словно это было вчера, а ведь столько всего произошло, она успела даже умереть. Звоня в свою дверь, Мария вспоминает страх перед отцом и не может ощутить его вновь, ужас всей е? жизни кажется ей теперь ничем по сравнению с новым, который привела за собой смерть. Звонок звучит резко в полусонной квартире, и дверной зрачок почти мгновенно мигает, заслоняясь тенью, потом щ?лкают замки и Мария видит свою мать.
Мать не может произнести ни звука, она только беспомощно смотрит на Марию, потом протягивает впер?д руки, Мария переступает порог и обнимает тело матери, утыкаясь лицом в е? барашковый халат, мать дышит под е? лицом грудью и животом, из которого Мария родилась.
- Кто это? - спрашивает голос отца из кухни.
- Это Мария, - тихо отвечает мать и начинает плакать, осознав, что дочь действительно вернулась домой.
Отец выходит в коридор, приседает возле Марии и, оторвав е? от матери, прижимает к себе и целует несколько раз в лицо.
- Доченька, - говорит он. - А мы думали, ты уже никогда не верн?шься. Где же ты была?
- Нас держал взаперти злой человек, а теперь мы от него сбежали, - говорит Юля. - Он нас заставлял раздеваться и подражать голосам зверей и птиц.
- Какой ужас, - вздыхает мать. - Ты, наверное, голодная, - спохватывается она и уходит на кухню, вытирая сл?зы с лица.
- Слава богу, - повторяет отец, вс? крепче прижимая Марию к себе, - слава богу, что ты вернулась, солнышко. Иди, мой руки, будете завтракать.
Он разжимает объятия, и Мария видит близко его бритое лицо, широкое и излучающее силу, которая должна перейти к ней. Он вста?т и улыбается ей, и она улыбается ему в ответ, потому что она любит своего отца за все мучения, которым он е? подвергал, она любила его и любит до сих пор, той мазохической детской любовью, какая обращена бывает только на родителей, ведь лишь им можно простить любой ужас, потому что выше и загадочнее ужас тайны, произведшей тебя на свет. Она поворачивается и ид?т коридором к ванной, ей кажется, что она вот-вот заплачет, что ничего не произошло и вс? будет теперь по-прежнему, останавливается на пороге, отворяет дверь, не успев ещ? зажечь свет, и тогда из темноты е? заливает ледяная вода страха, и она понимает: они уже здесь, те, кто хотят е? съесть. Они здесь, хотя она не видит их, она мертва и проклятие м?ртвых на ней, ей запрещено жить, но она жив?т, и за это они хотят наказать е?, наказать так страшно, как даже представить себе невозможно. Ей запрещено жить законом Вселенной, и никакое преступление не может быть страшнее нарушения этого закона.
Мария медленно протягивает руку и нажимает на кнопку выключателя, зажигая в ванной свет. Там никого нет, только белая ванна, раковина, металлические краны, полотенца, предметы разных цветов и форм, создающие иллюзию жизни, которой уже не существует. Мария входит внутрь, включает воду и начинает мыть руки и лицо. Обернувшись на скрип двери, она видит, что на пороге стоит отец. Глядя отцу в глаза и улыбаясь, она бер?т его мокрой рукой за брюки на паху и тянет к себе.
- Закрой дверь, папочка, - шепчет она. - Я возьму у тебя в рот.
На его лице заметно смущение, но он не отрывает е? руку от своих штанов, и тогда Мария расст?гивает ему пуговицы, приспускает брюки вместе с трусами вниз и становится перед ним на колени.