Школа безумия

— Ванда хочет вас видеть.

Офис-менеджер. Замечательно.

— Где она?

— В конференц-зале А.

Словно в подтверждение своих слов Клэр указала на другую закрытую дверь в углу вестибюля.

— Она сейчас там?

— Да, — сказала Клэр, и ее голос приобрел настороженный тон, как будто она не знала, что мне сказать. — Они ждут вас внутри.

Они. Это меня насторожило.

Я снова остановилась и посмотрела на дверь конференц-зала А, а потом на дверь, через которую только что вошла. Я могла уйти. Добежать под дождем к моей машине, завести двигатель и уехать куда глаза глядят.

Но нет. Я знала, в чем дело: «болела» два дня подряд, и теперь мне предстояло расхлебывать последствия. До сих пор я была образцовым сотрудником — никаких выговоров, никаких опозданий. Такое поведение должно было вселять тревогу.

Я взялась за дверную ручку и уже было повернула ее, но затем решила сначала постучать.

— Входите, — произнес голос внутри.

Я открыла дверь. Увидела, кто там. Ванда, да, но еще Дженис, глава отдела кадров, и мужчина, которого я никогда раньше не видела, в сером костюме и красном галстуке. Они сидели за длинным столом, все по одну сторону. Напротив них стоял стул, уже чуть выдвинутый, как будто ждавший, когда его займут.

Ванда даже не удосужилась изобразить улыбку.

— Будьте добры, закройте дверь, — сказала она. Я не сдвинулась с места. Что-то было не так. Вряд ли Дженис была бы здесь только потому, что я два дня подряд звонила, чтобы сказаться больной, не так ли? А кто этот мужчина в костюме?

Ванда заговорила снова:

— Присаживайтесь, Эмили.

В ее голосе не было тепла. Ни капли участия. Как будто женщина, которую я знала последние три года, была мне не знакома.

— Могу я спросить, в чем дело? — сказала я, войдя и закрыв за собой дверь.

На сей раз заговорила Дженис.

— Сядьте, — сказала она. Ее голос был холоден. Может, мне повернуться на сто восемьдесят градусов? Открыть дверь. Бежать от всего, что, черт возьми, здесь происходит. Так просто. И в то же время так трусливо. Я подошла к стулу и села.

Если не считать единственной картонной папки, лежащей перед Дженис, стол был пуст. Она положила на нее обе руки. Короткие пальцы унизаны кольцами.

— Вам нравится здесь работать, Эмили? — спросила Дженис. Я взглянула сначала на мужчину, затем на Ванду и снова сосредоточила внимание на Дженис.

— А в чем дело?

— Вы здесь всего три года, но зарекомендовали себя как один из наших лучших терапевтов.

Судя по текущей картине и их суровым лицам, комплимента я не ожидала.

— Ммм, спасибо.

— Вам нравится здесь работать?

Я нахмурилась.

— Конечно. О чем вы говорите? Кстати, кто вообще этот мужчина?

— Это, — Дженис махнула рукой в его сторону, — Чед Перкинс из юридического отдела.

— И почему здесь Чед Перкинс из юридического отдела? Неужели из-за того, что последние два дня мне нездоровилось?

— Нет, — сказала она и тут же добавила: — То есть в каком-то смысле, да.

Я посмотрела на Ванду, ожидая разъяснений, но она просто сидела, поджав губы, и смотрела на меня.

— Не понимаю, что здесь происходит, — сказала я Дженис.

Та тихо вздохнула, открыла было папку, но как будто передумала и сказала:

— Эмили, надеюсь, вы в курсе политики нулевой терпимости нашей компании в отношении социальных сетей и потенциальных нарушений Закона по обеспечению доступности и подотчетности в медицинском страховании, верно?

— Разумеется. Но при чем здесь это?

Дженис вопросительно посмотрела на меня, как будто не была уверена, что я говорю серьезно, а затем открыла папку. Я не знала, чего ожидать, но все выглядело не так уж страшно. Лишь несколько бумаг с текстом.

Дженис взяла первую страницу, перевернула ее ко мне и подтолкнула через стол.

— Не могли бы вы объяснить вот это?

Я взглянула на лист. Скриншот. Мое имя, дата — понедельник. Время — 19:45.

Хочу поделиться с вами наболевшим. Дети, с которыми я работаю, — самые отстойные. Большинство заслуживает звания придурков, а остальные — тупые дебилы. Есть один мальчишка, Эндрю, и у него аутизм. Говорит, по ночам видит ползающих по стене пауков. Очевидно, никаких пауков нет, но это не имеет значения, потому что он безмозглый дебил. Боже, лучше бы эти дети сделали миру одолжение и покончили с собой.

Я дважды перечитала абзац — во второй раз тело напряглось еще больше — и подняла глаза. Открыла рот, закрыла. Облизала губы. Меня била дрожь, и когда я заговорила снова, мой голос был хрипом.

— Что это, черт побери, такое?

Все трое без всякого сочувствия смотрели на меня.