Школа для негодяев

Кроме того, цель ведь заключалась не только в том, чтобы отомстить Грегсону за попытку сделать из нас цыплят. Речь шла о нашем будущем и о будущем тех ребят, кого уже арестовали.

— Сам подумай, старик, если мы сдадим их копам, с нас снимут обвинения, — убеждал Четырехглазого Трамвай. — Может, у нас в жизни не будет больше такого шанса.

— И вообще, дождь льет как из ведра, а я подыхаю с голоду, — вставил свои пять центов Бочка. — Как, интересно, ты собираешься их потопить? Извини, у меня как раз закончились айсберги.

— Решено, мистер Дикинс. Сдадим ублюдков, пусть сгниют в тюряге, — подытожил я, и все со мной согласились. — У кого есть мелочь на телефон?

— У меня, — раздался сзади хриплый голос, от которого мы едва не прыснули в стороны, как зайцы.

Здоровенная, массивная фигура Фодерингштайна отрезала нам узкий путь к цивилизации, а дробовик, который выглядывал из-под короткого пальто, недвусмысленно намекал на то, что удирать в противоположном направлении тоже резона нет.

— Всем стоять, — приказал он и поднес к своему угрюмому рту портативную рацию. — Да, я их накрыл. Всех пятерых.

Одному небу известно, как в тот момент со мной не приключился сердечный приступ. Вид Фодерингштайна поверг меня в такой шок, что я чуть-чуть не свалился в реку. Честное слово, меня будто с размаху огрели по котелку. Сердце бешено заколотилось, кровь отхлынула от лица, а пальцы инстинктивно принялись искать, за что бы ухватиться. Так вышло, что ухватились они за Крысу, и для него это стало такой неожиданностью, что я едва не утащил его в воду.

— Ладно, веди их на борт, — сказала рация.

Люк в катере открылся, Шарпей и Грегсон высунули головы и повернулись в нашу сторону.

— А ну, марш, — скомандовал Фодерингштайн и навел на нас ствол.

Пока я глядел в двойное дуло, в моей голове пронесся миллион панических мыслей. Однако эти мысли промчались, обгоняя друг дружку и сверкая пятками, и оставили мой мозг в режиме автопилота. Соответственно, когда я вновь обрел контроль над собой, мы вместе с Бочкой, Крысой, Очкариком и Трамваем уже были загнаны в логово врага и тряслись от страха, взирая на Грегсона, Шарпея и Фодерингштайна.

— Хотели выследить меня, ребятки? — ухмыльнулся Шарпей. — Неужели я вас так ничему и не научил?

— Кто знает, что вы тут? — потребовал ответа Грегсон.

Правой рукой он сжимал небольшой автоматический пистолет, а левой держался за леер качающегося катера.

— Никто, — брякнул Крыса, прежде чем я успел соврать. — Мы пошли за мистером Шарпом после футбольного матча, — с головой выдал нас он.

— Полиция тоже знает и вот-вот будет здесь, — тоненько пропищал я.

Грегсон лишь перевел на меня взгляд и покачал головой.

— Нет, не знает, — усмехнулся он.

— Что вы хотите с нами сделать? — пролепетал Крыса, дрожа, как осиновый лист.

Грегсон сделал вид, что не слышал вопроса. Крыса умоляюще посмотрел на меня, но я ничем не мог помочь. Что бы ни уготовила ему судьба, то же предназначалось и мне. Как там говорил Мартин? Таковы правила игры «по-взрослому».

Он оказался прав. Мы вступили в игру, только теперь это была уже не игра. По крайней мере для Грегсона. В этот миг я понял, что он нас убьет. Мы нашли его и, вероятно, нашли золото. Если он нас отпустит, мы все расскажем копам, и тогда его песенка спета. На Грегсона повесят не только ограбление музея, но и поджог, шестнадцать покушений на убийство, похищение трупов, мошенничество, контрабанду и все остальное, что только уместится в обвинительный акт. Грегсон увяз по самую шею. А если учесть, что все шестнадцать покушений на убийство были предприняты в отношении несовершеннолетних, Грегсону не стоило ждать, что сокамерники погладят его по головке. Всего две минуты назад мы были киношными героями, подростками из субботнего сериала, которые выследили злодеев в их норе и сдали полиции. Теперь каждому из нас предназначалась пуля в лоб и мутная вода Темзы. Прокрутить пленку назад мы уже не могли.

Крыса вдруг начал реветь. Трамвай и Бочка тоже захлюпали носами. Глядя на них, я и сам не удержался и пустил слезу.

— Я хочу домой, — всхлипнул Трамвай, но Грегсон и компания на него даже не посмотрели. Они держали нас под прицелом и яростно шептались. Как с нами поступить, было ясно, вопрос заключался лишь в способе. Время от времени они косились на нас, и когда Фодерингштайн бросил на меня взгляд и коротко кивнул, я едва не обмочился от страха.

Зловещий шепот и качка делали происходящее похожим на отвратительный ночной кошмар, а наши мольбы и рыдания только еще больше нагоняли на меня ужас. Я окинул взором ребят, которых уже поджидало холодное дно реки, и заметил, что лица у всех красные, распухшие и мокрые от слез. Точнее, нет, не у всех. Четыре физиономии распухли и покраснели от слез, на пятой же застыло выражение дерзкой непокорности и отваги. Заметьте, я не смотрелся в зеркало.