Школа Добра

На пятом этаже корпуса предметников было подозрительно тихо для конца каникул. Никто не шептался в целовальне, не прятался за камином в конце коридора, не визжал радостно, рассказывая о впечатлениях лета, и не стучал нетерпеливо и гулко домашними шлепанцами по пути в туалет. Неискушенный ночной комендант подумал бы, что люди утомились с дороги, что не приехали еще, что... Да все, что угодно подумал бы, мало ли вариантов в студенческой-то жизни!

Но Евпсихий Гадович знал, что именно на данном конкретном этаже живут нынешние третьекурсники. А чем они опасны? Правильно, медиумом. Медиум, будь он проклят всеми богами, чертями и демонами. Медиум, разорви его дракон. Именно он лишал студентов чувства ответственности и самосохранения в первый же день занятий. И даже новое и неожиданно приятное семейное положение коменданта не смогло потушить жар непонятной тревоги в груди. Потому что в ночь с последнего дня каникул на первый в новом учебном году на пятом этаже корпуса предметников было уж очень подозрительно тихо.

– Ох, не к добру! Не к добру... – пробормотал Евпсихий Гадович и испуганно плюнул три раза через левое плечо. – Мать-хозяйка, упаси от потопа!

По неясным причинам бывалый домовой больше всего боялся именно этого стихийного бедствия. Даже больше, чем студентов-выпускников, ночи празднования Разделения миров и переезда.

А тем временем откуда-то издалека и вроде бы сверху послышался непонятный шорох, а следом за ним дружный и многоголосый женский визг.

– Ох, йо! Только б не потоп... – взмолился комендант и со всех ног бросился на звук.

Но пробежав с десяток шагов, остановился, заподозрив, что немолодой уже разум сыграл с ним злую шутку. Взрыв радостного многоголосья, однозначно, доносился сверху. Но сверху-то у нас крыша... А что студентам – и спаси, Мать-хозяйка, защити, Охотник-отец, – студенткам – а тембр писка намекал именно на них – делать на крыше? Ночью. Одним. И одним ли?

Евпсихий Гадович, начертив в воздухе широкую невидимую дугу, с размаху стукнул себя рукой по лбу, развернулся на сто восемьдесят градусов и рысью помчался к одной из самых тихих комнат на этаже. Ведь доносили же, ведь предупреждали же добрые люди, ведь бабушка мужа троюродной сестры поделилась новостью о чаянной и всеми желанной помолвке!

Ох, стыдно-то как! Стыдно! В такие годы так лопухнуться! И что скажет Вельзевул Аззариэлевич? А если и не скажет ничего, то как посмотрит? По взглядам директор был специалист.

Евпсихий Гадович, еще раз помянув недобрым словом дракона и вообще всех крылатых, ускорил шаг и уже через семь с половиной секунд стучал в светло-коричневую дверь, заранее зная, что никто ему не ответит.

Никто и не ответил. Ночной комендант вздохнул обреченно и толкнул дверь, заглядывая внутрь.

– Ох, йо! – следы преступления были налицо, образно говоря. А если без образов  – то прямо на столе. И на подоконнике. И на тумбочке. И даже в большом медном тазу, который почему-то стоял ровно посередине комнаты и всем своим сияющим и скорбным видом намекал Евпсихию Гадовичу на страшное. Собственно, на потоп. Потому что одиннадцать пустых бутылок из-под шампанского и одна целая с прозрачной, как слеза, самогонкой ни на что другое  намекать не могли.

Евпсихий Гадович зачем-то достал из тазика бутылку, понюхал, убеждаясь, что наметанный глаз не ошибся, что это действительно чистейший пшеничный самогон, вздохнул безнадежно и уже без всякой спешки направил свои стопы к лестнице на чердак.

Давно надо было заколотить выход на крышу ко всем чертям! Ждал все чего-то... Непонятно чего. И вот дождался. Из-под низенькой двери, окрашивая ступеньки в приятный глазу цвет мокрого дерева, текла вполне внушительная река, ручеистого типу. И явно рукотворная.

– Все-таки потоп... – ночной комендант мстительно поджал губы и рывком открыл дверь.

Аврора не могла вспомнить, кому в голову пришла удивительно романтическая идея идти на крышу, смотреть на звезды. Но собираться стали все и сразу.

– Бутылку в тазик поставьте! – крикнула Юлка и прижала два пальца к губам, сдерживая рвущийся наружу ик. – Чтоб не нагрелось, пока ходить будем.

Могила пожала плечами, вытянула из-под кровати бабушкин таз и эстетично поставила его в центр ковра, закрывая пятно от разлитого кем-то из девчат шампанского. Она не совсем понимала, каким образом пустой таз поможет не нагреться бутылке с подозрительно пахнущим содержимым, но не спорить же из-за такой ерунды с лучшей подругой. Тем более, что Юла и так пошла Авроре на уступки и стоически выдержала присутствие на девичнике Ифигении Сафской.