Школа добродетели

Все остальное лежало в руинах. Лежало? А как же иначе? Он не мог позволить себе отбросить Сигард. Но сейчас ему не хотелось думать об этом, ему хотелось побыть одному.

Матушка Мэй отпустила его.

— Куда ты ходил сегодня утром?

— Так, прогулялся. По дороге.

— Ты неважно выглядишь. У тебя лихорадка. Тебе нужно лежать в постели.

— Нет-нет…

— Иди и ложись. Я принесу тебе бульон.

— Нет, я не лягу в постель!

Эдвард вскочил на ноги. Его желание одиночества было таким страстным, что он был готов отшвырнуть в сторону любого, кто встанет у него на пути. Он поспешил прочь к двери Перехода. Закрывая дверь, он оглянулся и увидел, что матушка Мэй пристально смотрит ему вслед. Она сказала:

— Ну хорошо. Обед через полчаса.

Эдвард припустил бегом.

Наверху, сидя на своей кровати, он вспомнил, что Сара говорила о Брауни: «Я пошла к ней…» От этого воспоминания ему стало нехорошо. Сара, как любопытная всезнающая собачка, побежала к Брауни, чтобы все разузнать и стать свидетелем ее отчаяния, взять на себя миссию по ее утешению. Конечно, это несправедливо с его стороны, но ему было невмоготу представлять себе Сару вместе с Брауни: как она держит Брауни за руку или говорит о нем. Слава богу, Джесс жив, так зачем же он испортил все с Брауни? Эту проклятую галлюцинацию явно послал сам дьявол. Если бы Эдвард остался с ней, если бы не убежал позорно, между ними могло случиться что угодно. Они вдруг вошли в такую чудную колею. Она сказала, что он нужен ей, что они предназначены друг другу, она была готова отдаться ему. Господи Иисусе, они могли бы лечь в постель! Это было бы событие, чудо, исцеление, нечто идеальное. Если бы с Эдвардом случилось это идеальное событие, оно привязало бы к нему Брауни навсегда. Он жаждал ее с такой страстью, с такой силой… но он разочаровал ее, расхолодил. Она даже могла подумать, что ему неуютно в ее объятиях, что он испытывает неприязнь к ней и придумал повод улизнуть. Черт возьми! Теперь она уехала в Лондон, бог знает куда, а он даже не спросил ее адреса. Но Эдвард все равно не мог прийти в дом ее матери. «Я тоже поеду в Лондон, — подумал он, — найду ее и все исправлю. Я поеду в Лондон и возьму с собой Джесса и Илону». Но чем больше он размышлял об этом, тем яснее понимал, что это невозможно. Угрызения совести болезненно терзали его — из-за Марка, из-за Брауни, из-за утраты счастья навсегда: утраты, утраты, утраты. Он спустился к обеду.

Обед вышел до странности фальшивым. Эдвард явственно чувствовал, что стал здесь чужим, превратился в преступника. Илона молчала, избегая его взгляда. Беттина и матушка Мэй посматривали на него и по очереди подшучивали над ним, отпуская банальные замечания. Между шутками воцарялось молчание. Вина на столе не было. Эдварда поразило, что никто ни словом не обмолвился о вчерашнем вечере. Не прозвучало даже самых естественных слов вроде: «Ну и странное дело! Представить только — он решил, будто перед ним Хлоя!» Но они, конечно, именно этого и не хотели говорить. Эдвард, желая поддразнить их, как бы вскользь сказал Беттине:

— Так что, они уехали вчера без проблем?

— О да.

— И Стюарт с ними?

— Да.

— Машину трудно было вытянуть?

— Нет, она сразу поддалась.

— Стюарт тут не задержался, да?

— Не задержался.

— И как он вам показался?

— Боюсь, я его почти не видела.

Эдвард сдался. После обеда он поднялся к себе. Теперь у него появилось время подумать, и он стал размышлять об обстоятельствах отъезда брата. Он посмотрел, не оставил ли ему брат записку, потом прошел в комнату Стюарта и поискал там. Ничего. Эдвард сел на стул и уставился на изображенную Джессом катастрофу — на людей, сидевших на стульях. И вдруг как будто отравленная стрела пронзила его. В самом ли деле Джесс жив? Не лучше ли сходить и убедиться?

Эдвард бегом спустился вниз и вышел из дверей Западного Селдена. Он обошел Селден вокруг, потом через конюшенный двор добрался до двери Затрапезной. Он дернул ручку двери, ведущей в башню, — она оказалась не заперта. Оставив дверь широко открытой, он побежал вверх по спиральной лестнице. Тяжело дыша, он добрался до двери Джесса, легонько постучал и распахнул ее. Комната оказалась пуста. Как и ванная. Джесса не было.

— Но вы видели, как он уходил?

— Нет.

Эдвард обыскал башню, пробежал по остальной части дома. Он даже заглянул в Восточный Селден, открыл там все двери — тоже пусто. Он обежал вокруг дома. Потом он поднял крик и собрал трех женщин в Затрапезной.

Матушка Мэй и Беттина сидели на диване, бессознательно приняв одинаковые позы: они положили руки с раздвинутыми пальцами на колени. Их коричневые длинные рабочие платья ниспадали почти до пола. Илона стояла у очага. Она волновалась, переступала с ноги на ногу, трогала свое лицо, приглаживала волосы. Эдвард, снедаемый мучительной тревогой, ходил по комнате.

— Кто видел его последним?

— Наверное, я, — ответила матушка Мэй, глядя на Беттину. — Ты ведь туда не входила?

— Нет.

— И когда это было?

— Я не помню точно, — сказала матушка Мэй. — Довольно рано…

— И он спал?

— Да.

— Вы уверены?

— Нет. Он иногда притворяется спящим, чтобы не разговаривать.