– Что за выражения? Предложу подождать падения Вуали и поговорю с ним лично. Заодно выясню, что ты себя накрутила на основании домыслов, обрывков фраз и личной неприязни.
Каландра уже выплеснула большую часть своего раздражения и тоже присела, словно паровая машина, накапливая внутреннее напряжение для следующего раунда. Иносказательность слов трикветра она понимала не вполне. Катриона же открыла рот, собираясь разразиться пространной возмущенной речью, но через пару мгновений передумала. Она немного помолчала и продолжила уже более спокойно:
– Именно это я и предлагаю – подождать летнего падения Вуали. И вот увидишь, глава Ордена будет здесь в первый же день после этого. Как раз на школьном сражении по мираклю!
– Зачем ему наше представление? Не припомню, чтобы в прошлый год он так делал…
Катриона снова нахмурилась.
– Да не нужно ему никакое сражение! Он приедет выяснять отношения, казнить и арестовывать.
– Мы разберемся. Ты наломала дров, он злится, но я тебя сумею защитить.
– Так! Хватит! – Мистрис Хили собрала достаточно сил, чтобы напомнить о себе. – Вы уже что-то личное обсуждаете. Что мы будем сообщать в Магистериум?
– Ничего! – крикнула Катриона.
– Я бы дипломатично обрисовал основные факты и попросил разобраться… – Персиваль продолжал мягко увещевать сестру.
– Тогда я тебя своими руками!..
– Хорошо, я услышал. У тебя предвидения. Бывает…
Каландра напряженно переводила взгляд с одного на другую и молчала. Потом рывком поднялась.
– Мне все с вами ясно. Пойду я, пожалуй, к себе.
Она дошла до двери и обернулась.
– Вы сумасшедшие, но… кто о вас еще позаботится. И все же жду подробностей, мне не все понятно с общей ситуацией.
Каландра вышла.
– Действительно, нужно рассказать ей больше, – согласился мастер Баркли. – Да и я, похоже, не все знаю. Особенно про предвидения.
Катриона все не могла окончательно успокоиться и продолжала ходить из угла в угол.
– Все, что я могла, я уже рассказала. А то, что я не договариваю, ты все равно почувствуешь.
Персиваль кивнул.
– Я и чувствую. Стыд и вину. – Он продолжал сидеть, поставив локти на стол и внимательно следя за сестрой взглядом. – Но не смогу помочь, если не буду знать, что произошло между тобой и магистром.
– Разве профессиональная этика позволяет терапевтировать друзей? – довольно резко поинтересовалась Катриона.
– Насколько я знаю законы Ордена, в рамках трикветра разрешает.
Катриона с силой замотала головой.
– Нет. Не могу… – Голос из гневного стал почти просящим.
– Не хочешь, – мягко поправил Персиваль. – Что ты знаешь о вторичных выгодах?
– Здесь не выгоды. Это уже давнее и чудовищно личное. И да… вина… и стыд… Много.
Дейдра Грайне вошла в огромную библиотеку, слегка запнувшись на пороге, некоторое время постояла у входа и наконец решилась пройти. Как и в первый раз, когда она пришла сюда, помещение подавило ее величиной. Немного побродив между стеллажей, она нашла нужную книгу и присела неподалеку от знакомой пары однокурсников. Посматривала в их сторону она опасливо и доверчиво, точно лесной зверь, которому страшно, но голод все равно гонит к человеческому жилью.
Дейдра Грайне не любила одиночество, но большую часть жизни у нее не было выбора. Большинство членов их шумной и суматошной семьи были предоставлены сами себе. «Цветы растут, и дети вырастут» – эти слова могли бы стать девизом семьи Финдли.
Все ежедневные разговоры родственников – дядюшек, тетушек, бабушек и дедушек – крутились в основном вокруг двух животрепещущих тем: где взять денег на оплату счетов и что сегодня есть? Дейдра Грайне не приносила в дом ни денег, ни еды, поэтому права голоса не имела.
Бесконечно листая свою единственную книгу, являющуюся фамильной реликвией – растрепанный сборник европейских сказок, – она раз за разом возвращалась к одной и той же. «Гензель и Гретель» – история детей, которых голодные родители бросили в лесу. Болезненная фантазия рисовала ужасающие картины – ее продают в бродячий цирк как впадающую в бесконтрольный транс юродивую или отдают замуж за старика просто за еду.
Даже то, что девушка унаследовала от дальнего предка дар спонтанного ясновидения, не добавило к ней внимания. Она не пророчествовала про деньги или возможности заработка, а значит, была бесполезна. Родичи замечали только провалы в памяти и многочасовую слабость после. Одно время за ней записывали, но позже забросили это – слишком все было туманно и ни слова про деньги.
Куда больше внимания получал отец – одержимый сложными проектами заработка и вкладов. Дейдра Грайне уныло наблюдала, как все они рушились, заканчиваясь глобальным фиаско, но глава семьи каждый раз воодушевлялся, как ребенок.
По сравнению с отцом мать могла считаться серьезным человеком, она могла из ничего создать и ужин, и ритуал. Нежно влюбленная в кельтские сказания, она назвала единственную дочь именами двух обожаемых героинь, ни на миг не задумываясь, какое это произведет впечатление. Когда Дебора Баркли назвала Дейдру Грайне «Ходячим проклятием», та не удивилась и не обиделась. Действительно, лучше и не скажешь.