Староста подходит к столу и, расстегнув сумку Мастера, несколько секунд всматривается в ее темное нутро, не решаясь сунуть туда руку. Наконец он вытаскивает толстую черную книгу вроде нашей «Черной магии», но только очень потрепанную. Кажется, ею здесь частенько пользуются. Чуть помедлив, он достает узкую бутылочку мутного пупырчатого стекла. На лице его снова выступил пот, он тяжело дышит и вдруг, сунув обе руки в сумку, молниеносно выхватывает отвратительное мохнатое ожерелье и, выпучив глаза от ужаса, накидывает его себе на шею! Пауки! Огромные, мохнатые — все ожерелье из них! Горящие факелы отражаются в остекленевших глазах засушенных тварей, и ожерелье само как будто источает красноватый свет.
— Воды!
Неразлучные Норин и Флорин — кто ж из них кто? — срываются с места и, мешая друг другу, волокут жбан с водой к медному тазу. Отпихнув меня локтями, они, усердно пыхтя, приподнимают жбан и опрокидывают его над тазом. Невольно отшатнувшись, я жду, что вода перельется через край, но с изумлением вижу, что воды в тазе меньше половины.
Что такое? Эти похожие, как близнецы, водоносы изображали здесь непосильный труд, потели и кряхтели, а воды-то чуть. Я уже готов предположить, что это жбан такой тяжелый, но они как ни в чем не бывало играючи относят его к стене. Ну, сачки! И тут меня посещает нелепая мысль. Я заглядываю в таз — вода в нем черная и отливает стылым, неподвижным блеском. Как смола застывшая. Пытаюсь чуть сдвинуть таз — свинцовая тяжесть.
— Руки! — захлебывается староста, потрясая пухлыми кулаками. — Не прикасайся к тазу!
— Ладно, ладно, — я демонстративно засовываю руки в карманы. — Чего ты так перепугался? Воды вон целое озеро!
Но Морквин, похоже, не склонен шутить. Он деловито водружает на каждую треногу по толстобокой керамической плошке и откупоривает бородавчатую бутылку, из нее сразу начинает струиться бледный дымок. По нескольку капель зловонной ядовито-зеленой жидкости он наливает в каждую плошку и, подозрительно глянув на меня, в таз.
— Не двигаться! — предупреждает он и берет со стола черную книгу. Торопливо полистав ее, — тоже не отличник, всего не помнит, — он водит пальцем по строчкам. — Ага!
Морквин закладывает веревочкой нужную страницу, кладет книгу рядом с тазом и появившимся откуда-то огрызком известняка быстро очерчивает на полу большой круг. Все семь треног, и он сам, и я возле медного таза в центре оказываемся внутри него.
В напряженной тишине Морквин громко чиркает огнивом, и над треногой, стоящей от центра дальше всех, вспыхивает узкое зеленое пламя. Лицо у него окривело от возбуждения, он беспрестанно что-то бормочет и стремительно проводит второй круг, охвативший уже шесть треног, кроме одной, с горящей плошкой. Она оказывается между первым и вторым кругом. Двигаясь по непонятному маршруту, Морквин зажигает вторую плошку — на одной линии с первой, и третью — крайнюю слева.
Когда он проводит третий, внутренний круг, диаметром не более трех метров, в нем остаются четыре треноги с еще не зажженными плошками. Эти приготовления начинают меня беспокоить. Дело в том, что хотя пламя впереди и слева вроде не высокое, я ничего не могу разглядеть за ним. Словно зеленый огонь отгородил пространство с двух сторон. В горле сильно першит — удушливый запах не расползается по кухне, а наоборот, как будто стягивается и собирается над тазом. Тем временем староста зажигает последние четыре плошки, обходя их по кругу:
— Север, запад, юг, восток, не поднять чужому ног!
Это он обо мне, что ли? Пламя над треногами с четырех сторон вдруг плавно поднимается вверх и, широко раздвинувшись огненным веером, почти смыкается у потолка, отгородив нас душным зеленоватым колпаком. Жара от него почти не чувствуется, но духота становится нестерпимой. Я хочу пошевелиться, но ноги как приросли к полу. Вот тебе и шарлатан Морквин! Север, запад… треноги расставил по сторонам света! Я безуспешно пытаюсь сдвинуться с места, а Морквин подскакивает к тазу и, распахнув книгу, склоняется над ней. Запинаясь, по слогам он читает какую-то абракадабру. Над медным тазом поднимаются густые клубы пара и, собираясь вверху под потолком, образуют круги, похожие на круги от брошенного в воду камня.
— Ду́хи Темного Озера, я вызываю вас! — неожиданно громко завывает Морквин срывающимся голосом и, весь напрягшись, склоняется к самой воде. Вдруг словно порыв ледяного колючего ветра обжигает ноги и непонятно как внутри огненного купола оказываются три черные птицы.
— Слуги Покровителя, — шепчет Морквин побелевшими губами. Втянув голову в плечи, я вижу, как одна из птиц садится старосте прямо на голову, отчего он весь как-то съеживается, еще две опускаются ему на плечи и, сложив крылья, замирают, точно чучела, неподвижно уставившись в смоляную воду.
— Покровитель Темного Озера! — во второй раз хрипит Морквин.
Хорошо, что я не знаю, где Федор…
В тазу под слоем воды медленно проступают странные расплывчатые очертания какого-то захламленного помещения! «Чердак? — проносится у меня в голове. — А вдруг они и в самом деле увидят Федора?»