Школа лукоморцев

Костя заморгал от яркого солнечного света, а когда глаза перестали слезиться, перевёл взгляд на руку, продолжавшую удерживать его.

Рука, как оказалось, принадлежала Зое Никитичне. Директор выглядела бледной и уставшей, под её слегка опухшими глазами пролегли густые тени, на лбу и в уголках рта обозначились ранее незаметные морщины.

– Тихо, – повторила она, понизив голос, и смахнула со лба Кости чёлку. – Тихо, Костя, всё хорошо.

– Всё хорошо?.. – растерянно переспросил он, а затем, вспомнив причину своей паники, с криком снова попытался сесть: – Катя! Жанна! Никита! Игорь!

– Они все в порядке, – с напором произнесла Зоя Никитична, не давая ему подняться.

Костя замер.

– В порядке?..

– Да.

Директор убрала руку и шагнула к тумбочке, на которой стоял графин. Пока она наливала воду в стакан, Костя огляделся и сообразил, что, судя по всему, находился в медпункте. Здесь было чисто и, как и рассказывал Никита, скромно: несколько закрывающихся на ключ шкафов, письменный стол, на котором стоял закрытый ноутбук и лежал небольшой чёрный чемоданчик, какие носят на деловые встречи, и две койки. Одну занимал Костя, а на другой лежала неаккуратным комком подушка, завёрнутая в простыню и одеяло. Словно там совсем недавно кто-то спал.

Зоя Никитична помогла Косте приподняться и, сунув ему под спину вторую подушку, вручила стакан.

– Попей. – Заметив его взгляд, директор пояснила: – Игорь проснулся раньше и уже ушёл к себе.

– С ним всё в порядке? – жадно осушив половину стакана, спросил Костя. Перед его глазами появилась картинка: лежащий на полу белобрысый мальчик, весь в порезах от осколков.

– В полном. По крайней мере, физически, – потерев лоб, уточнила Зоя Никитична. – С его ролью во всей этой истории нам ещё предстоит разобраться. Но мёртвая и живая вода полностью его исцелили. Как и тебя. – Женщина многозначительно посмотрела на Костю, ясно давая понять, что ей известно об их выходке с пузырьком.

Костя сглотнул, готовый к выговору, но Зоя Никитична лишь покачала головой.

– Об этом мы тоже ещё поговорим, будь уверен. Со всеми вами четырьмя.

– Они… с ними правда всё в порядке? – со страхом спросил Костя. – Я помню, как серый-волк…

Директор кивнула и со вздохом опустилась на стоящую рядом с кроватью табуретку.

– Они не пострадали. Серый-волк Василий… – Она покачала головой, то ли с осуждением, то ли с досадой на себя. – Он не успел до них добраться.

– Вы пришли на помощь? – предположил Костя, а через секунду из него так и полилось: – Ну, не вы, вас же не было в лицее. Так вы успели вернуться? Сколько я спал? Василия остановили другие учителя? Никита их разбудил, да? Я слышал, как он кричал, это точно были не просто крики, в нём проявилась сила соловья-разбойника, да?

Зоя Никитична, округлив глаза, выставила перед собой руку, будто защищаясь от потока слов.

– Погоди, вдохни. Давай по порядку. Сейчас девять утра, ты проспал всю ночь и утро. Я вернулась пару часов назад, развернула машину, как только мне сообщили о случившемся. И да, Никита разбудил всех в лицее: не только учителей, его вся округа услышала. – Губы женщины тронула горделивая улыбка. – Пробудить голосом уснувшего от мёртвой воды, даже разбавленной… Из Никиты выйдет очень сильный соловей.

– Даже сильнее вас? – вырвалось у Кости. Поймав недоумённый взгляд директора, он, смутившись, пояснил: – Никита думал, что вы в нём разочаровались. Ну, потому что в нём не проявилась сила соловья-разбойника. И когда вы вчера вдруг уехали, он решил, что это потому, что он бы всё равно не выиграл конкурс…

Зоя Никитична поджала губы. Сначала Костя подумал, что она сердится, но затем заметил, как влажно блестели её глаза, и понял, что она сдерживала слёзы. Судорожно вздохнув, директор отвернулась и пробормотала:

– Не так-то легко объяснить сыну, который с детства мечтал стать соловьём-разбойником, что его мама меньше всего на свете желает ему этого.

– Почему? – изумился Костя.

– Потому что наша сила пробуждается только при чрезвычайных обстоятельствах, когда мы преисполнены ужасом и отчаянием. – Зоя Никитична снова посмотрела на него, и в её глазах больше не было слёз, только что-то мрачное и холодное, как тень от старого кошмара, навеки отпечатавшегося в памяти.

Костя сглотнул, не зная, что сказать.

Женщина едва заметно встряхнулась, отгоняя горькие воспоминания, и продолжила уже более спокойно:

– А уехала я, Костя, потому что мы узнали кое-что тревожащее. Касательно твоей бабушки.

– М-моей бабушки? – оторопел Костя. – Что с моей бабушкой?!