И сельские учителя, желая получать зарплаты не хуже своих городских коллег, поддержали эту инициативу. И сами расписывали недовольным родителям, как школьные комфортабельные автобусы будут возить их деток за десять верст и привозить обратно, никак не утруждая вопросами доставки в школу самих родителей. Говорили, что в большой школе оборудование кабинетов лучше, перспективы больше и так далее – словом, повторяли те речи, что часто мы слышим сейчас. Городские учителя, обрадованные снижением негатива в их сообществе, тоже начинание поддержали. Без шума и протестов учительской общественности, точнее –
– Но учителям же повысили зарплаты? – робко спросила Василиса. – Классы же стали большими в оставшихся крупных школах.
– Вы не дослушали до конца. Несколько мелких школ оставили. Для чего? Для того чтобы их учителя продолжали требовать увеличения зарплат и ругаться на новый закон с коэффициентом наполняемости. Спустя еще год под давлением все тех же профсоюзов, заговоривших теперь о несправедливости коэффициента, новый закон был отменен.
– Но… но…, – растерялась Василиса.
– Но… школьные автобусы недолго проб
Елисей Назарович скупо улыбнулся на прощанье и ушел, плотно закрыв за собой дверь.
Глава 22. Нашествие галлюцинаций
«Никакой мистики, никаких потайных крамольных причин выступать против нововведений у директора не было и нет, – резюмировала Василиса. – Всего лишь дальновидность и хорошее знание всех событий в жизни нашего образования. Неужели в деревнях и впрямь все настолько печально? Хотя – о чем это я? Сама же проезжала по проселочным дорогам, своими глазами все видела. Чем дальше от областного центра – тем безлюднее и беднее села. Лысая Гора – удивительное исключение… хотя вопрос – завтра первое сентября, а детей в деревне нет как нет! Где хотя бы те, что числятся проживающими в Лысой Горе? Неразбериха какая-то… Ладно, до завтра времени чуть-чуть осталось, все утром увидим».
С обильного завтрака осталось много вкусных булочек, так что Василиса принесла ведро воды, наполнила чайник и вскипятила его, открыла нижний кухонный шкафчик, потянулась за выпечкой…
И завизжала, увидев на второй полке толстое копошащееся нечто с четырьмя лапками, хвостом и двумя головами. Нечто было сплошь покрыто крошками съеденных булок, лежало на боку, прижав лапки к раздувшемуся пузику и нещадно икало.
– А-ааа!!!
С этим воплем Василиса схватила свое боевое оружие – кочергу – и скинула монстрика на пол.
– Фы-ышшшш, – зашипело маленькое двуглавое чудовище, и из двух его пастей полетели огненные искры, падая прямо на плетеный кухонный половик. Половик начал тлеть и потрескивать, на нем появились первые огоньки пламени.
– А-ааа!!! – повторилась Василиса, схватила ведро с оставшейся водой и выплеснула ее в морду монстрика.
На половике образовалась лужа, а монстрик…
Крошки смылись и монстрик оказался ярко-зеленого цвета. Попавшая в пасти вода вызвала в них какую-то реакцию, и теперь из пастей, ноздрей и ушей монстрика валил парок, вызывая у него неудержимое чихание. Из круглых глазок градом катились слезы, маленькое чудовище кашляло, хрипело, лапки у него расползлись, утопив пузико в луже, а вид был несчастный-пренесчастный.
Василисе стало совестно – так обойтись с собственной галлюцинацией! Галлюцинация же не виновата, что у Василисы мозги набекрень встали в последнее время, аккуратнее надо быть, отличать возможное от невозможного. А она расслабилась за день и вот итог: кухня залита водой, а зачем, спрашивается? Галлюцинация ничего плохого сделать не может, она всего лишь бред, видение, совершенно безобидное.
Маленькая, фырчащая, несчастная галлюцинация смотрела на Василису обиженными глазками. Совсем-совсем обиженными, прям до глубины души. И была она вся такая горемычная, больная: отфыркивалась, откашливалась, на лапки встать не могла! Василиса сама прослезилась от жалости, достала свою галлюцинацию из холодной лужи, завернула в махровое полотенце, утирая пенящиеся, как струя из огнетушителя, пузыри из ноздрей, погладила по спинке, приговаривая: