Наконец, нам удалось уговорить его на следственный эксперимент в нашем салоне, куда Андрес частенько захаживал поговорить с Олей и Вовчиком об И-цзине. Надо сказать, китайская премудрость настолько очаровала нашего друга, что с тех пор и, я полагаю, до сегодняшнего дня он не расстается с гадальными аксессуарами ни на миг. В технологию получения предсказаний его посвятила Оля, разложив палочки и сложив гексаграмму. После этого Андрес схватил текст с предсказанием и удалился в зеркальную комнату. Где-то через час дверь открылась. На пороге, отражаясь в зеркале с затылка, стоял возбужденный чернец с горящими глазами и красным томиком И-цзина в руке: "Это - магическая книга!"
Его инициация в ориентальный ассасинаж стала не менее эффектной. Однажды Агитатор сам сказал Эдику, что готов на эксперимент, поскольку стоит перед ситуацией, требующей осмысления, так сказать, с отвлеченной перспективы. Мы втроем собрались в папиной квартире. Притушили свет, зажгли свечи, аграбатти. Сделали балшой-балшой наяк, ибо табак курить наш компаньон отказался категорически. Когда припаленный Эдиком шарик задымился, Агитатор, через пустую авторучку, вдохнул в себя практически весь заряд с одного раза. Очень долго держал воздух в себе. Потом выдохнул, посмотрел на нас и сказал, что хочет полежать и подумать. После этого он прорубился в совершенной неподвижности, на спине, часа два. Затем резко сел на тахте с горящими глазами и произнес: "Это - магическая трава!" А затем, попросив еще на наяк, он, в очень веселом настроении, упорхнул в снежную ночь. После этого, где-то раз в месяц-два, Агитатор спрашивал у нас на раскумарку, подходя к этому делу с большой основательностью. Видимо, именно так и должен курить настоящий аксакал: с толком, чувством, расстановкой, без базара...
IX. 3. В Москве на Щелковской. Ближе к весне Оля с Ирой собрались обратно в Москву, очень звали меня с собой, и я решил составить им компанию. В столице мы поселились на квартире у Иры, которая находилась в десяти минутах езды автобусом от станции метро "Щелковская". Поэтому саму Иру тоже прозвали Щелковская. Дом стоял прямо на опушке высокого елового леса. Это была крайняя городская черта. Четырехкомнатные апартаменты располагались на последнем этаже, так что вид из окна был вполне птичий.
В одной комнате жила сама хозяйка, в другой - Оля и ее тогдашний муж Игорь-художник. Третью комнату снимал другой художник - Саша Акилов, душанбинец, учившийся во ВГИКе, у которого в комнате часто зависал мой старый приятель Рыжий - тоже некогда выпускник этого ВУЗа, хорошо знавший всю тогдашнюю кинотусовку. В Сашиной комнате стоял большой шатер, сделанный из восточных тканей и платков, в котором можно было почувствовать себя восточным шахом. Еще одна комната была для гостей, в которой меня и поселили. В самом центре комнаты, на круглом столе, под круглым абажуром стояла круглая клетка с черным пернатым существом типа скворца, которое все называли Птицей. Когда Птица слишком расходилась, клетку накрывали большим черным платком и дули туда хороший "паровоз". После этого Птица повисала на жердочке вниз головой, затихая... до следующего состава. Еще была кухня, где, практически каждую ночь, тоже кто-нибудь спал.
Народу сюда ходило много: Ирины подруги, рассуждавшие о психоанализе, Володя Степанов, приносивший интересные книжки про французских оккультистов, Сережа Семкин, любивший под аккомпанемент бубна спеть что-нибудь из текстов московского поэта Жени-Адмирала: "А когда иссякнут бомбы и патроны и разрушат ваши города, вы умрете как слепые махаоны в пламени неистового льда..."
IX. 4. Астматол. Из всей компании на работу ходил один Игорь. Остальной народ все свободное время больше оттягивался в измененном состоянии. Однажды, от нечего делать, наши дамы предложили заварить чайку с астматолом. В тот сезон астматол - табак для астматиков, который заваривают и пьют - был модным средством.
И вот, выпил я чашечку-другую, чувствую - начинается приход, как с циклодола, но помягче и поглубже. Ну а потом пошло-поехало: лежу с открытыми глазами - начинают всякие чудища мерещиться, шкафы двигаются, глаза закроешь - идут перед взором тексты, тексты, тексты, лента текстов сверху вниз, на непонятных языках и в загадочной графике, но ты все равно в них как-то вникаешь, уводишься ими в пучину бездонного бреда, пока не натыкаешься на какую-нибудь стремную сущность. От контакта с ней, как от шока, вновь приходишь в себя, открываешь глаза, а тут - все то же: шкафы двигаются, телефон начинает играть как радио, во рту - чудовищный металлический привкус, стены колышатся, а по тебе бегут тараканы. Закрываешь в ужасе глаза - опять тексты. Идут и идут, сплошной лентой. Ну и так далее.