В общем, когда мне стало совсем хреново, народ более вменяемый это дело понял и поспешил на помощь. Герлы решили отпоить меня чаем, чтобы я смог потом прополоскаться, выгнав яды. И вот, меня поднимают под руки с кушетки и протягивают чашку с чаем. А у меня в это время идет шиза, что все эти люди - какие-то незнакомые мне злодеи (человеческие лица под астматолом сильно меняются), которые хотят меня окончательно травануть. Я отчаянно упирался, будучи уверен, что речь идет о жизни и смерти. Впрочем, неизвестно, может так оно и было? Бывали случаи, когда люди откидывались от передозняка астматола: у кого дыхание схватит, у кого - судорога или еще что нибудь фатальное. Так что, кто знает: не отпои меня тогда девушки - может быть и не читали бы вы сейчас этих строк...
В конце концов, я забылся пост-интоксикационным бредом, а проснувшись среди неопределенного времени обнаружил рядом с собой на кушетке еще одно тело. Но поскольку все продолжало плыть, то долго не мог понять, что бы все это значило. Дальнейший мой опыт можно сравнить, разве что, с химической свадьбой Христиана Розенкрейца:
"Я испугался, подумав, что это, должно быть, еще один трюк дьявола, причинившего мне немало зла, и тут вдруг почувствовал, будто меня дергают сзади за платье. В ужасе я оглянулся и тут увидел прекрасную восхитительную Деву в небесно-голубом одеянии, усеянном золотыми звездами и с большими красивыми крыльями, имевшими множество глаз. С помощью этих крыльев она могла подниматься вверх. В правой руке она держала золотую трубу, а в левой - большую пачку писем, на всех языках..."
После химической свадьбы мы с Девой пошли на выставку современного искусства, проходившую в известном в те времена выставочном зале на Малой Грузинской. Там астматол продолжался: изображения на холстах, в большинстве своем, в точности соответствовали психоформам, душившим меня в ночь накануне: девы с крыльями, головы с чакрами и тексты, тексты, тексты... Письма на всех языках, даже ангельских. Примерно такого рода произведение - испещренное марсианским шрифтом масляное полотно невероятных размеров - привлекало больше всего внимание искушенной публики, усматривавшей в схематических кругах и стрелах шаманистического чертежа "схему кармических соответствий". Дева с трубой предложила пыхнуть. Потом появились мальчики с папиросами и пыхнули еще. Уже совсем на выходе некий тип, с нечесаной копной волос и в потертом пальто, вручил - с тайным подмигом, как Билли Бонс черную метку - в шесть секунд на месте выполненный автошарж с автографом: "Зверев". Это был оригинальный Зверев - герой московского арт-подполья.
IX. 5. "Эзотерическое подполье". Впрочем, гораздо более андеграундные "звери" водились у нас, на Щелковской. Одним из них был тайный метафизик, выведенный Константином Серебровым в книге "Эзотерическое подполье" под именем Зверика-Али. Он же Хайдар-ака моего азиатсокого опуса "Тропой священного козерога" - непременный участник южинского салона тайновидцев, действовавшего под эгидой писателя Юрия Мамлеева. У Хайдара в тот сезон раскручивался техтель-мехтель с хозяйкой щелковской квартиры. В гостевой комнате, помимо стола с Птицей, стоял книжный шкаф, набитый его иностранными книжками и самиздатными копиями. Посещая время от времени наши пенаты, Хайдар-ака любил присесть на кухне с чайком и порассуждать об очередных прочитанных писаниях. Например, о "Господине Гурджиеве" Луи Повеля.
Кто такой Гурджиев - я тогда еще не знал, но обнаружил в волшебном хайдаровском шкафу машинописные листы с текстом книги Петра Успенского "Четвертый путь". Начал читать и понял, что это - как раз то, что непосредственно касается тех самых магических методологий, до которых я ощупью добирался самостоятельно. Главным гурджиевским гуру в Москве, да и во всем СССР в целом, был тогда Владимир Степанов. Он тоже принадлежал к южинской тусовке - вместе с Женей-Адмиралом и еще целым рядом дам и господ, с которыми мне пришлось познакомиться позже.
Как выяснилось, южинцы сформировали глубоко законспирированный Черный гностический орден, стоявший на радикальных позициях валентинианства и даже более того. Все орденские таинства базировались на радикально антигуманной эстетике, близкой по духу прециозному французскому либертинажу десадовского типа: "Готовьте вселенский взрыв - вешайте гроздьями..."
- Все очень просто: человек - это монстр, в буквальном смысле слова, - любил говорить Хайдар. - Человек настолько монстроидален, настолько тотален в своей монстроидельности, что всякий намек на человеческую благость есть кричащее оскорбление духа!"