Василий не раздумывая сломал плод аккурат пополам, отдал половинку третьему посидельцу и, широко раскрыв рот, укусил. От уголка его губ струйкой потёк яблочный сок. Поспелов, прикрыв глаза, с наслаждением прожевал, а потом, обтерев подбородок, удовлетворённо хмыкнул.
– Вкусные! Сладкие и сочные. Спасибо, что угостили! Я несколько раз дома садил деревья этого сорта, но они всегда погибали. Не приживаются! В огороде три дерева Мельбы, которые никто, кроме Шуры, не ест. Жена другие яблоки не признает, ну, правда, ещё кислые зелёные любит. А дочка как раз предпочитает большие, сладкие, сочные, красные… Мельбу не кушает: ни свежую, ни в компоте, ни в варенье. Она уж будет угощению очень рада!
Сэро слушал рассуждения Василия Михайловича улыбаясь, опустив глаза в пол. Веки с длинными пушистыми ресницами едва подрагивали. Отвлёкшись от мыслей, парнишка заметил на себе пытливый взгляд Алмаза. Сообразив, что родитель видит его насквозь, повеса принял отсутствующий вид и отвернулся.
***
Зайдя в кабинет математики утром понедельника, Люба поняла, что счастливая пора закончилась.
Её место рядом с Дашей заняла внаглую Варвара, вышедшая на учёбу после болезни. На парте рядом с небрежно брошенными школьными принадлежностями валялся скомканный носовой платок, капли для носа и какие-то таблетки. Не факт, что всё это было ежеминутно необходимо, хоть Илютина изредка и выдавала приступы мокрого кашля. Медикаменты могли быть вытащены на всеобщее обозрение чисто из желания привлечь внимание.
Позади Вари и Дарьи, вертевшихся да щебетавших после двухнедельной разлуки, уселся Тимон со свитой.
«Подольше поболеть не могли!» – недовольно поморщилась школьница и села на первую парту второго ряда к Лаврентьевой Софье. Вера, соседка Сони, если и болела, то с добрый месяц. Впрочем, как и Софья. Так что здесь место для тихони всегда было – либо с одной девочкой, либо с другой.
Лаврентьева протянула ей шоколадный батончик.
– Спасибо, – улыбнувшись, поблагодарила Люба.
Семьи Поспеловых и Лаврентьевых были знакомы и относились друг к другу с должным уважением, но близко не общались.
Соня, как и Люба, была в 10 «А» кустарём-одиночкой, однако её никто не гнобил и (Боже упаси) не придумывал клички. Семья Лаврентьевых щедро спонсировала школу, а мама девочки когда-то работала здесь учителем труда. Женщина уволилась, став заниматься делами семейными, но к коллегам и в директорский кабинет ходила до сих пор как к себе домой.
Злые языки поговаривали, что Софья потому и круглая отличница, что предки её дорогие подарки всем учителям преподносят. Люба с этим мнением была в корне не согласна: она часто сидела с Соней и видела её трудолюбие и ум.
В отличие от тихони отличница не страдала от своего одиночества в коллективе. Наоборот, она сама избегала контактов с ровесниками, не стремилась стать кому-то подругой, участвовать в общественных делах или просто в чужой болтовне. Читались в Софье высокомерие, насмешливость к одноклассникам – и ребята это хорошо чувствовали.
Некрасивая, полная, высокая, отличница за своё отношение к другим могла нарваться на неприятности. Но заводилы Степанченко и Илютина боялись связываться – Лаврентьевы слыли одними из влиятельных и богатых людей станицы. В период развала СССР отец Сони занимал высокий государственный пост и, используя ум, сноровку, деловой подход и связи, основал несколько успешных предприятий. Сонина мама стала одной из немногих женщин в городке, кто уже сидел за рулём редкой дорогой иномарки. У девочки первой в классе появился сотовый телефон: маленький, с крошечным серым экраном и кучей кнопочек. Позже вслед за Соней сотовый появился у Илютиной, а затем у Бутенко. Больше никто в 10 «А» наличием карманного аппарата похвастаться не мог.
Проще говоря, вокруг Лаврентьевой была пуленепробиваемая броня из учительского коллектива и крутых родительских связей. Тимона, Варю и других это не подбрасывало, но у них не было выбора – приходилось мириться с недосягаемостью Софии для их острых языков.
В кабинет зашла Екатерина Алексеевна, молодая математичка. Класс лениво встал. «Здрасьте» зазвучало из разных концов помещения кустарными выкриками.
– Приветики, Екатериночка Алексеевночка, любименькая моя! Са-а-а-мый лучший учитель в нашей вонючей школе! Как я по вам соскучилась, слов нет! – вскочив с места, шаркая подошвами ботинок об пол, к педагогу с громким воплем, бесцеремонно распихивая всех на пути, неслась Илютина.
Люба нахмурилась, глядя, как одноклассница повисла на шее покрасневшей математички и начала душить её наигранными объятиями и поцелуями. Поспелова недоумевала, почему Екатерина Алексеевна позволяет Варе садиться себе на голову, ведь она всё-таки учитель. Видно же, что Варвара лукавит и врёт. Сюсюкает и подхалимничает, а в кулуарах школьных коридоров кроет нецензурной бранью «Катьку» и её преподавание.
– Ой, Катька – беспонтовый препод! Не состоялась и как баба, и как математик! Ни черта объяснить не может! Что ни рассказывает, всё непонятно! Поэтому её и муж бросил, потому что ни рыба ни мясо!