Люба пригрелась у Паши в гостях. Тепло, приятно, чисто, ей тут рады – чего ещё для счастья надо? Маленькие домики казались ей более гостеприимными и уютными, чем огромные махины с переулка. Ребята прочесали языками весь день: одна тема перетекала в другую, потом – в третью, потом они шли кушать, смотрели телевизор, опять болтали – и так до вечера.
На следующие выходные Люба, встав пораньше и переделав хозяйские дела, опять рванула к Овчинникову, который её ждал. Они валялись вдвоём на Пашиной кровати и разговаривали. Потом пришёл Сашка Конохин, нажарил гренок на кухне, организовал стол с чаем и конфетами, и толпа потопала в зал на материн диван смотреть ужастики.
Когда ты не одинок, все тяготы и невзгоды переносятся намного легче! Люба брела в школу и размышляла, не замечая ничего вокруг. Впрочем, как обычно. Поспелова никогда не интересовалась внешним миром и не была наблюдательной. Ей всегда в дороге было над чем подумать, поразмышлять, помечтать. Девочка так погружалась в себя, что, очнувшись от грёз, замечала, как на неё пристально косятся прохожие. Видимо, ловили её на болтовне вслух с самой собой.
«Даже если из-за Камиллы мне будет закрыта дорога на компанейские собрания, то к Паше я всегда могу прийти в гости или погулять с ним! Надеюсь, Камилла не постарается меня вытравить от Паши подальше и оставит хотя бы его», – Люба вспомнила, как нехорошо бывшая подружка поступила с ней несколько лет назад, и ей поплохело.
Тихоня остановилась, попыталась выбросить из головы вернувшиеся непрошеные воспоминания, но увидела метрах в пяти – семи от себя повесу, стоявшего на углу перекрёстка под фонарём.
«Вот чёрт! Не ждали – не гадали, называется! Кого он, интересно, ждёт? Один, без Имира… Виноградова тут не ходит! А пофигу, пройду быстро мимо, типа не вижу! Бывало и хуже, переживу!.. Ой, божечки, Люба, будь храброй!»
Школьница для смелости набрала в грудь побольше воздуха и быстренько, широкими шагами пересекая тротуар, отвернув лицо, прошла мимо.
– А здороваться со знакомыми тебя родители, что, не научили?! – прилетело ей в спину, когда Поспелова прошла уже несколько шагов.
Люба остановилась, боясь обернуться.
– Или не царское это дело – открыть рот и сказать «здрасьте» хотя бы из вежливости?.. Совсем заелась у Паши?!
Девочка повернулась к ровеснику, решив дать сдачи.
– Я поняла, что наше знакомство закончилось, – церемонно заявила она. – Мы не общаемся уже давно. К чему все эти раскланивания?
Ибрагимов борзо подошёл к ней вплотную и зло посмотрел прямо в глаза.
– А не ты ли мне, дорогая, говорила, чтобы я держался подальше?!.. Не подходил в школе, не здоровался, у калитки твоей не отирался и в гости не заходил?!.. Или мне почудилось, а?
Люба, не ожидав такого расклада, в замешательстве глядела на брюнета.
– Что если нас увидят знакомые твоих предков, у тебя на жопе и спине от лазины живого места не останется?.. Говорила ведь мне? Твои слова были, не так ли?!.. Что тебе запрещено даже общаться с парнями?.. Общаться, значит, нельзя, но от Пахана уже вторые выходные подряд не выкисаешь! Сидишь у него с утра до вечера!
– Паша – это другое, он мой друг! – попыталась оправдаться покрасневшая Люба.
– То есть он друг, потому что не парень, как я?
Ловушка захлопнулась. Ответить на это замечание у тихони слов не нашлось. Цыган победно усмехнулся.
– Оставаться с Овчинниковым один на один в чужой хате – ничего страшного, а со мной и братом тупо поздороваться в школе и дойти до дома, погулять по станице – конец света?!.. Если брезгуешь, то так бы и сказала!
– Сэро, ты всё неправильно понял! Я подумала, что мы больше общаться не будем, потому что не виделись давно! – виновато блеяла школьница, раздавленная всмятку аргументами.
– А где нам видеться?! – Ибрагимов навис над собеседницей. – В школе – не подходи, в гости – нельзя, здороваться – не здоровайся, и вообще держись подальше, а то меня маманя убьёт!.. Люба, не ври ни мне, ни себе! Мать твоя знает, что ты с Пашей тусуешься?
Резкий порыв промозглого ветра обдал колючим холодом подростков, споривших на углу безлюдного перекрёстка.
– Ясно! – мстительно усмехнулся парень, получив в ответ от растерянной девочки сдавленное молчание. – Не знает. Просветить её?
Люба задохнулась от ужаса. Не в силах пошевелиться, она стояла, будто примёрзшая к тротуару, и боялась отвести взгляд от лица разъярённого парня.
Сэро зло смотрел на неё и читал в серых, широко распахнутых глазах нарастающую истерику. Нос зубрилки шумно дышал, губы дрожали. И вот по щекам стремглав покатились слёзы, но Люба боялась даже руку поднять, чтобы вытереть их.
Ярость Ибрагимова чуть поутихла. Он поправил лямку рюкзака на плече и сухо произнёс:
– Пошли в школу, а то опоздаем. Двадцать минут ждал тебя на перекрёстке. Околел уже от ветра!
Повеса прошёл вперёд, Люба – следом. Приступ паники догнал школьницу окончательно, и слёзы полились градом. Попутчица задыхалась от судорожных всхлипов, вытирала спешно мокрое лицо и пыталась проглотить сопли.