Школа. Никому не говори. Том 2

– Не будет у вашего класса информатики, говорил же! Учителя заболели.

– А ты откуда знаешь, какие у меня завтра уроки?

– Тоже мне, тайна!.. Расписание твоё посмотрел. Как ноги?

– Мелочи. Колготки жалко, последние были! Дома лишь рваные остались, целых три пакета.

– Зачем хранишь хлам?

– Мама выбросить запрещает. Говорит, всё может пригодиться в нашем мире!

Сэро расхохотался, забрал у попутчицы рюкзак, накинул на плечо, подхватил девочку за талию. Подростки медленно побрели домой, щурясь от лучей красного, заходившего за горизонт солнца.

Глава 7.

Вернувшись, Поспелова хотела было незаметно в летней кухне снять колготки, но, подойдя к двери, услышала голоса и пулей метнулась в дом, не желая огрести знатных пилюлей за последний порванный капрон.

В девятом классе девочке удалось с горем пополам убедить мать, что шерстяные колготки советского пошива никто в школе не носит. Да, тепло и натурально, но, простите, некрасиво. Цвет мерзкий, вязка уродливая, сползают и собираются гармошкой на коленях и щиколотках.

Александра Григорьевна ни в какую не хотела покупать подростку плотный капрон. Не верила, что он согреет в зиму и убережёт от женских заболеваний и простуд. От жалоб мать отмахивалась – насмешники просто дураки, о здоровье и будущем не думают.

Это были суровые дебаты, и Люба билась лбом о неприступную стену, пока не подключился брат. Он привёз к родителям знакомиться новую женщину, и та, сидя за столом, оспорила с усмешкой свекровь, заставлявшую юную дочь носить бесформенные колготки. Шурик под влиянием женских чар младшую сестру поддержал. Невестка, конечно, стала для Александры врагом № 1, зато Люба больше не переживала из-за внешнего вида и не прятала ноги подальше от ехидных ровесников.

Переодевшись, школьница прошла в зал, куда пришли с летней кухни мать и двоюродная сестра. Дамы были не одни – в гости на Солнечный 27 вдобавок припёрся помусолить местные сплетни Борис Иванович, сосед с дома № 28.

– О, посмотрите-ка, кто пришёл! – недовольно завела избитую пластинку двоюродная сестра Лена. – Наша «грамотная» дивчина!

– Пойди поставь чайник, дочь! – бросила, едва обернувшись, родительница.

– Мне нужны колготки, – тихо завела опасную тему Люба, наклонившись к уху матери. – Я успею сбегать, пока Универмаг не закрылся.

– Я тебе месяц назад купила одну пару! – громко возмутилась Александра Григорьевна. – Куда дела?!.. Порвала?!

– Да, упала. Споткнулась случайно, – виновато ссутулилась девочка.

– Чего спотыкаешься?!.. Молодая, красивая! Рано ещё! На парней засмотрелась? – подключился Борис Иванович, подмигнув.

Старшеклассницу затошнило.

Властный бесцеремонный Борис Чумак являлся состоятельным фермером, был немного старше Василия Михайловича и годился школьнице в деды. Он и его недавно почившая жена держали несколько коров, огромное количество птицы, свиней. За большим белым домом виднелись пышные стога сена. В грязном, покрытом навозом дворе укрывались два трактора и телега.

Остальные чистоплюи-соседи Солнечного (особенно ассенизатор и завуч Петуховы) носы от грязи, разводимой Чумаками, морщили, но прямо виду не показывали и, Боже сохрани, не обсуждали. Все затаривались в № 28 свежим мясом, парным молоком, жирным творогом, крепкой домашней сметаной, овощами, фруктами и вкусным домашним вином.

Дело стало не только в хороших продуктах. Чумак на язык был остёр и жесток. Если надо, мог и подраться. Обладатель громкого густого баса, Иванович гаркал на домашних так, что местные знали: Чумаки опять что-то не поделили. А когда фермер в ответ на замечания бросался фразами низкими, пошлыми да вызывающими, в ужасе прятался по домам весь переулок.

Поспеловы оказались единственными, кто умудрился с Чумаками сдружиться. Борис постоянно таскал в № 27 вкусные щедрые гостинцы, сидел подолгу за чашечкой чая и трындел. Сплетничать этот сильный, здоровый как бык, до сих пор красивый мужик (в молодости славился гульками налево) ох как любил! Обсуждал он – сально, перемывая косточки и копошась в чужом грязном белье – почище бабулек на лавочках. Судачил дед с Поспеловыми, чесал длинный язык на лавочке с Петуховыми – злословил со всеми, кто с удовольствием разевал любопытный жадный рот, желая отхватить побольше кусок посторонней грязи.

Александра и Василий слушали харизматичного соседа с широко раскрытыми ртами, поддакивали, возмущались, чувствуя себя знатоками чужой благодетели и душ человеческих.

Люба Чумака и уважала, и остерегалась. Уважала его силу, хватку, харизму, щедрость и трудолюбие. А остерегалась взгляда Ивановича и шальных цепких лап, то и дело тянувшихся дотронуться, пощупать, ущипнуть невинные девичьи выпуклости. Причём делать это нахальный дед изловчался тогда, когда не было свидетелей и школьница оказывалась максимально беззащитна.

– Какие там парни! Не учите дурному, Борис Иванович, а то сестрица досмотрится, что в подоле принесёт! А мамке потом нянчиться! – съехидничала родственница.

– Взрослая уже, сама нянчиться будет! – улыбнулся Любе сосед.