Школа. Никому не говори. Том 2

– Я про собачник у зеркал. Тебя вообще можно вывести из себя? – прищурился юноша. – Я б на твоём месте коротышке по губам съездил! Тебе, снегурочка, совсем наплевать, кто что говорит?

«Вот что тебе, Сэро, ответить? Просветить, как все меня достали? Что хожу в школу чисто по инерции, ради родителей, дабы они довольны были? Да будь моя воля, я бы это грёбаное место сожгла вместе с 10 «А»! Но лично тебе я жаловаться не собираюсь».

– Мне всё равно. Пусть говорят, что хотят! У Илютиной рот никогда не закрывается.

– После того, как ты её взглядом убила, вообще-то закрылся. Они сразу все по углам расползлись! – засмеялся юноша.

– Не преувеличивай!

– Убила, я свидетель! Мне виднее. У тебя было такое выражение, будто ты смердящий собачий катях в неприличной близости от себя унюхала!

Поспелова остановилась. Сэро, засунув руки в карманы куртки, задорно посмеивался.

– Я действительно так со стороны выглядела?

– Да-да! Теперь я знаю, почему у тебя в классе друзей нет. Потому что разгуливаешь с физиономией: «Пшли вон, пресмыкающиеся!» Имир тоже любит похожим зырком неугодных одаривать. Вам можно между собой соревнования устроить – кто кого! Предсказываю: ничья будет.

– Не думала, что со стороны выгляжу так высокомерно…

– Ещё как выглядишь! Делай морду проще, и люди потянутся! Из-за чего, кстати, сыр-бор был всей школе на смех? Что кобылки не поделили?

– Да хрень полная! Близнюк встречается с каким-то Родиком. Девки её хают и мужика этого, а та узнала и ругается.

– Завидуют?

– Мне кажется, да. Как я краем уха услышала, Родик богат, женат, рулит на Гелике, любовницы и так далее…

– Знаю этого Родиона. Ему двадцать три года, он действительно женат, сын грудной. Что изменяет жене с кем попало – правда. Вся станица обсуждает. Родители его богатые. Но сам Родик не работает, бухает, ширяется, живёт на родительские деньги, а Гелендваген – тоже предков. Машину Ден часто ремонтирует, отец Родиона – его клиент.

– Ого ты осведомлён!

– Так земля круглая, город маленький, все друг друга знают! Ты, Люба, само собой, исключение из этого правила…

– А ты, Сэро, само собой, не упустишь шанса гадость мне сказать!

– Почему сразу гадость? Вот только о плохом и можешь, Люба! Говорю тебе я правду, только правду. Блин, похолодало как к обеду, что за хрень?!.. Пойдём шустрее, ноги мёрзнут!

– А зачем ты тряпичные кроссы обул на тонкой подошве? Лишь бы повыпендриваться в школе! О здоровье не думаешь.

– Не наговаривай на приличных людей. Я обувь вчера помыл, а она не просохла. Пришлось кеды надеть. Это вообще сменка для спортзала.

– Постирать их с хлоркой не забудь. А то будешь потом в них на физ-ре по залу бегать, а я не хочу бациллами уличными после тебя дышать.

– Исключительно ради тебя и постираю. Ты, Люба, только чересчур за своим здоровьем, смотри, не переусердствуй следить! Любительница утепляться – даже задницу обмундировала… Такие репетузы ещё найти надо было! Опять мать свою обокрала?

– Что ты несёшь, Сэро?! – разозлилась Поспелова.

Ровесник, довольный, что сумел задеть за живое, остановился и, шаловливо глядя на взбешённую девочку, с озорством произнёс:

– Я про белые труселя в синий цветочек, что сейчас на тебе. Что за бабкина радость такая?

– А ты откуда знаешь, что на мне за трусы?! – шокированно выдавила тихоня, таращась выпученными глазами на бесстыже скалившегося парня.

– В раздевалке подсмотрел. Ты пришла, повесила куртку, огляделась. Убедившись, что никто не палит, задрала юбку, чтобы проверить дырку на колготках под самой задницей, заодно парашюты свои обнародовала!

– Там же никого не было! – засомневалась она.

– Я за куртками стоял с другой стороны. Уже собрался выходить, вдруг вижу – Любовь Поспелова явилась! Хотел приветствие отвесить, но тут ты озираться начала, вот я и затих, чтобы не мешать.

– И ты после такого нормальным себя считаешь?!..

– Уже нет. Как можно оставаться нормальным пацаном, хоть раз увидев настолько чмошные бабкины репетузы?! Все девочки как девочки: стринги, бикини, кружева… А ты что напялила?! Ты, Люба, эти трусы сожги и прах по ветру развей, пожалуйста! Не дай Бог ещё кто из поциков заметит – потеряем же человека, импотентом станет! Или матери верни, пусть сама носит.

Красная как рак, школьница не знала, плакать ли ей от стыда или ругаться от гнева. Она, пытаясь успокоиться, глубоко дышала, но воздуха будто не хватало. Ибрагимов, лукаво посмеиваясь, бесстыже сверлил её личико своими чёрными глазами, наслаждаясь тем, что смог вывести приятельницу из себя и отбить у неё на некоторое время манеру поучать.

«Если начну орать, буду выглядеть глупо. Обижусь – тоже неумно. Сэро этим не проймёшь. Вот чёрт! Как же уделать нахала?! Ненавижу тебя, Ибрагимов!!! Будет за мной должок», – поразмыслила Поспелова и – будто и не злилась – молча зашагала дальше. Он усмехнулся и пошел рядом, тоже молча.

– У тебя куртка красивая, – заговорила она, справившись с волнением, когда в молчании был пройден целый квартал. – Мне ещё в субботу понравилась. Забыла тебе комплимент сделать!