– Извини, что заставили ждать! – промолвил Имир, едва братья подошли. – Думали, управимся быстро, но не рассчитали время. Пока собрали товар, отвезли, разгрузились… Слава Богу, что не разминулись. У кладбища ребята за задержку нас гладить по голове не будут.
Школьница на прощанье оглядела здание маслосырзавода: окна заколочены, тихо внутри и во дворе, на высоких глухих воротах – цепь с замком.
– Ты чего? – окликнул её Сэро.
– Да вот, смотрю, вконец завод закрылся. Вы застали, когда он работал?
– Нет. Мы переехали в город в начале седьмого класса. Здание уже пустовало.
– Я маленькая с мамой часто посещала магазин при заводе. Во-о-о-он тот! – тихоня махнула рукой в сторону наглухо забитой и облезшей постройки. – Там всё было в голубом кафеле, стерильно чисто. На дверях – кружевные занавески. Продавщица в высоком белом колпаке. На прилавке лежал сыр: огромные круги с пластиковыми буквами и цифрами (мне нравилось их выковыривать!), морозилки доверху заполнены пломбиром в вафельном стаканчике, а на полках стоял кефир! Его тогда разливали в стеклянные бутылки с широким горлом и запечатывали крышечкой из фольги. Открываешь крышечку, пьёшь с горла – а на губе усы! Вкусно!
– Давно он закрылся?
– До седьмого класса точно. Я часто сворачивала, чтобы пройти мимо. Завод гудел, жужжал, в воздухе пахло сывороткой, ворота распахнуты настежь, а во дворе стояло с десяток цистерн. Через стекло окон видно было трубы и чаны. Сейчас всё закрыто и заколочено.
– Обидно. В городе немало крупных предприятий. Жаль, многие разорились.
– Знаешь, я видела, как завод потихоньку умирает. Жутко! Опустел двор. Гул изнутри становился всё тише. В магазине – всё меньше товару. Потом окна заколотили. Кажется, завод боролся. Долго, до последнего. Но потом сдался.
– Ты так грустишь, будто это был твой собственный завод! – заметил повеса.
– Он был частью моего детства, вот и грущу.
– Пора взрослеть и замечать новое вокруг. Тогда и грустить перестанешь. Жизнь-то продолжается!
Люба с сомнением посмотрела на Сэро. Он примирительно улыбнулся в ответ.
– Тяжело было нас ждать? Скучала?
– Даже не знаю… Наверно, нет. У меня тут милостыню просили! Цыганка молодая с парнем. Моего возраста примерно.
– И они у тебя на лапу клянчили? – близнецы весело переглянулись и посмеялись. – Ты им, наверно, понравилась! Решили тебя украсть, да передумали.
– Серьёзно?! – испугалась Люба. – Цыгане крадут русских девушек?!
– Обязательно! – пошутил Имир. – Спят и видят! Своих мало, поэтому чужих тырят!
– Вот оно как! – собеседница восприняла сказанное за чистую монету. – Понятно, зачем наглая рожа меня ущипнула!
– Он или она?
– Он, конечно! Ей-то зачем?! – недовольно скривилась старшеклассница. – Ещё и ударил!
– Куда?! – Ибрагимовы затормозили от возмущения.
Поспелова сильно покраснела, не желая отвечать.
– По заднице…
– Ах-ха-ха-ха! – взорвался Сэро, а Имир едва улыбнулся.
– Смешно вам! – обиделась тихоня. – Девка тоже ржала конём. Почему все цыганки постоянно попрошайничают?
– Не все. И не постоянно.
– Только их на рынках да вокзалах и вижу!
– Те женщины, что просят, другой работы не знают. Для них это бизнес, – пояснил отличник.
– Чего-то не очень бизнес! – фыркнула ровесница.
– Кому как! Не везде у цыган попрошайничество в почёте. Отец резко против такого ремесла: говорит, профессию надо иметь, чтобы не болтаться с протянутой рукой по вокзалам да базарам.
– Согласна с вашим папой на все сто! Почему тогда эти цыганки клянчат?
– Мужья не могут обеспечить. Если мужик содержит семью в достатке, то цыганка занимается хозяйством и детьми. Если он не приносит в дом нормальных денег, приходится работать жене. Вот бабы и бродят по людным местам.
– Могли бы полы мыть, торговать!
– Ну, Люба, у кого на что ума хватает! Все разные, в том числе и цыгане. Каждый сам за свою жизнь отвечает. Кто-то попрошайничает, кто-то гадает, кто-то работает, а кто-то детьми и бытом занимается. У Оглы все женщины торгуют. Ради денег и удовольствия – никто не хозяйничает. Наша мама по образованию швея. Торгует, потому что в четырёх стенах не сидится. Дети в школе и в садике. Что ей в хате одной делать?
– А почему тогда те, что попрошайничают, не торгуют?
– Не знаю. Всё может быть. У нас принято рано жениться. Лет в двенадцать – тринадцать. Бывает, и совсем маленьких родители помолвят. Скорее всего, образование девочки не успели получить. Очень много цыганок без образования, даже школьного. Профессии нет. Вот и клянчат.
– О-о-о-о! – выдала Поспелова. – Получается, у меня просили денег муж и жена?
– Навряд ли. Цыган бы при жене руки шальные распускать не стал. Наверно, его сестрёнка.
– А вы оба помолвлены уже? Или, э-э-эм… Женаты?
– Ага, щас прям! Нашла дурачков! – высмеял её Сэро. – Вообще жениться не собираюсь!
– Почему это?
– Не хочу.
– Глупости! Все женятся! – оспорила тихоня.
– Ну вот «все» пусть и женятся, а я не буду. Зато ты, Люба, смотрю, замуж больно хочешь!
– Прям сейчас не хочу. А так, конечно, пойду замуж! – засмущалась девушка.
– Зачем?