Школа одаренных переростков

— Отвратительная привычка — шутить по любому поводу и без малейшей необходимости, — пророкотал Егор-Горыныч. — Это от неоправданного самомнения.

Я решил оставить этот выпад без ответа.

— Вы сказали, что у вас только один вариант, — продолжал я. — Это неверно: вариантов как минимум три. Первый — закрыть школу и распустить учеников по домам. Второй — продолжать ваш проект «Интеграция», если мы сочтем это возможным. Третий — заклевать меня до смерти и творить свое дело уже без помех. Только вряд ли это у вас получится. Мои товарищи — тоже не подопытные…

Я хотел сказать «кролики», но решил, что мой собеседник может это неверно понять.

— …тоже не подопытные микроорганизмы. Рано или поздно они потребуют у вас объяснений. Вы не всё учли, дорогие пернатые друзья.

— Да, наверно, — отозвался Егор-Горыныч. — Но у нас нет выбора.

— Почему?

Молчание.

— Почему у вас нет выбора? — повторил я.

— Мне больно об этом говорить, — далеким и слегка изменившимся голосом отозвался мой невидимый собеседник. — Вы безжалостно настойчивы, молодой человек.

— Давайте не будем отвлекаться. О жалости поговорим в другой раз.

— Почему в другой раз? Жалость — это вечная тема. К сожалению, вам, людям, это чувство не свойственно.

— Вот уж чья бы корова мычала… — пробормотал я.

— Прошу прощения, не понял, — после паузы пробасил мой собеседник.

— Это неважно. У меня вопрос: вы сами платите за телефон?

— Сам.

— Так давайте короче. А то вам счет такой пришлют, что мало не покажется.

85

— Хорошо, буду краток, — Егор-Горыныч тяжело вздохнул. — У нас большое горе. Огромное, почти непоправимое…

Я ждал.

— Наша стая вымирает… — Новый прерывистый вздох. — Трагическое стечение обстоятельств, в суть которых вам вникать не обязательно, привело к тому, что мы утратили инстинкт продолжения рода. Мы стремительно стареем. По вашим земным меркам в запасе у нас осталось меньше восьмисот лет.

Ах, вот как объясняется загадочная фраза наставника Иванова:

"У нас в распоряжении еще целых восемьсот лет…"

— Нам нужен свежий биологически активный материал, — уныло гудел Егор-Горыныч.

— Но зачем вам человеческие детеныши? — спросил я. — Берите пингвинят! Их, по крайней мере, не надо обучать яйцекладке.

— Пингвинята не подходят. Их можно выдрессировать, но обучить нельзя. Они неспособны к разумной жизни.

— А мы, на свое несчастье, способны. Да еще из неблагополучных семей. И поэтому нас можно как угодно уродовать?

— Не уродовать, а улучшать, — возразил мой невидимый собеседник. — Переделывать по своему образу и подобию. Вас ведь тоже кто-то вывел такими. И не надо мне рассказывать, что вы произошли от обезьян. Вы и сами не знаете, какие для этой цели были подобраны материалы.

— Как не знаем? Адама вылепили из глины, Еву вырезали из ребра.

— Ну, это сказка, исполненная множества противоречий. Начать хотя бы с того, что пара никак не могла быть одна.

— Это понятно даже ребенку. А кстати, почему вы не крадете грудных детей.

— Мы никого не крадем, — возразил Егор-Горыныч. — Вы здесь по доброй воле, это ваше сознательное и ясно высказанное решение. Именно поэтому грудные дети нас совершенно не интересуют.

— Спасибо и на этом. Тогда о парах: почему нас семь, а не восемь? Кто-нибудь сошел с дистанции раньше времени?

— Никто не сошел с дистанции, всё строго просчитано. В любой малой группе должен присутствовать несвязанный элемент: он порождает здоровое соперничество.

— Значит, всё просчитано. Лену вы повязали с Денисом…

— Соню с Олегом, — подхватил мой собеседник, — Юрия — с Ритой. Вот эти шестеро и будут родоначальниками обновленной стаи. Это великая честь, молодой человек! О них будут слагаться легенды.

— А несвязанный элемент — это я?

— Ты угадал. У тебя здоровые петушиные задатки.

И мой собеседник не засмеялся, нет (смеяться птицы не умеют), но гулко произнес:

— Хо-хо-хо.

Он подловил меня на мысли, что уж кого-кого, а Черепашку я Малинину не отдам.

Я машинально отметил, что Егор-Горыныч снова обращается ко мне на ты.

Товарищ возомнил.

— Но не будем больше об этом, — умиротворенно прогудел мой собеседник. — Я вижу, наша с тобой беседа принимает конструктивный характер, и это меня очень радует.

— Напрасно, — возразил я. — Я по-прежнему считаю, что ваша «Интеграция» — жестокий и преступный проект.

— Но почему? Что преступного в желании спасти от гибели свою стаю?

— Вы решаете свои проблемы за чужой счет.

— Простите, а чьи проблемы мы должны решать? Ваши? С какой стати?

В голосе Егор-Горыныча зарокотал гнев — и у меня перед глазами явственно возник его настоящий облик: голошее существо, закутанное в мантию из нахохленных перьев, с яростными желтыми глазами и брюзгливым крючковатым клювом.