Школа сновидений

Через годик так оно и стало выходить. Спонтанно открылись мои, как это тогда называлось, экстрасенсорные способности, и — пошло-поехало… Был я и магом и прочей хренотенью (вот уж странная работа для бывшего секретаря комсомольской организации, доложу я вам!), и моя судьба на сегодняшний день с точки зрения «быть кем-то» представляет собой что-то совершенно невообразимое, и похоже, что самое интересное в ней только-только начинается. И, поверишь ли, ни разу не пожалел я, что не стал писателем, хотя пишу до сих пор…»

«…в классе 9-10 у меня часто бывали такие состояния, особенно по вечерам, когда я возвращался из Дома Культуры… шел ничего не замечая, и то ли мечтал, то ли видел какие-то веши… помню точно: однажды шел так и как то так вижу себя фабрикантом, и свою собственную фабрику в лесу… потом думаю: стоп, какие фабриканты при Советской власти? Иду дальше и опять: я фабрикант, моя фабрика почему-то в лесу… Машинально, не видя ничего вокруг, вхожу во двор дома в темноте и вдруг… чувствую две огромные лапы на своих плечах и нечеловеческое дыхание в затылок… (смеется)…чуть не обделался, подскочил на месте и заорал дурным голосом, и тут смотрю — а это наш пес — кавказская овчарка, здоровенный гад был, в полный рост! Вот… а теперь, через 10 лет, оказывается я фабрикант, и фабрика моя, как вы знаете, — в лесу… (смеется).»

В том, что мы обычно называем предчувствием, есть скрытая сторона, как правило, не осознаваемая нами: в ходе предчувствования мы не только узнаем нечто о возможном будущем, но и, если можно так выразиться, гарпуним его, т. е. совершаем безотчетное действие, создающее либо возможность вхождения в зону нашей досягаемости определенных потоков времени-событии, либо иногда даже (при насильственном складе натуры) непосредственно захватываем некоей нашей силой конкретные формы времени и подтягиваем себя к ним, либо их к себе.[22]

Сила, позволяющая нам делать это, находится в нас, за плотиной, шлюзами которой служат наши конкретные желания, точнее, те из желаний, которые имеют особое нутряное напряжение, те, в которые мы временами способны вложить всего себя.

Родство, а может и единство того в нас, что рождает и воплощает наши сны и мечты, позволяет одним людям реализовывать мечты, а другим — кошмары. Почему так происходит, со всей точностью объяснить невозможно, но если под судьбой понимать не неизбежность и фатальность причинно-следствен-ных связей, а рост и путешествие осознания, то можно предположить, что сбывание кошмара — это болезнь роста сознания. Правда, у автора нет никаких достоверных сведений о том, что есть шансы этим переболеть у тех, чья жизнь обрывается воплощением их кошмара, но кто знает, кто знает…

Линейное время, существующее только в нашем воображении, порождено линейным синтаксисом новых языков. То есть наше восприятие последовательности мира и судьбы как однонаправленного развертывания от жизни к смерти порождено линейным синтаксисом речи и больше ничем. К сожалению, на взгляд автора, это как раз пример самого массового и самого плачевного коллективного сновидения-кошмара всего человечества, сбывающегося на протяжении многих веков.

В этом смысле распространенный вариант судьбы — это всегда лента фильма, в которой кадры расположены в самой плоской из всех возможных последовательностей относительно реального бытия живого. Те намеки на нелинейный синтаксис мироздания, которые мы находим в сновидениях и воплощаем в поэзии и мифах, — всего лишь намеки.

Для того, чтобы освободить последовательность своей судьбы, человеку необходимо родить другие отношения тела со временем, необходимы другие цели для нашей живой воли, иные направления любви.

Силы судьбы не сводятся лишь к силам жизни и силам смерти, — это всегда ещё и сила свободы. Судьба — это всегда путешествие, и в этом её отличие от просто жизни.

Я чувствовал время простора,
как простынь сползает во сне
с бедер и слева, — и скоро
рассвет многокрылый, и мне
легко и щекотно, как перед
счастливой дорогой. Порядок
простора нескорый…

Не рискуя впасть в ложную ясность, более или менее достоверно и конкретно можно говорить лишь о тех пластах судьбы, которые состоят из действий и событий, вызванных к жизни желаниями, воспитанными системой ценностей обществом в целом или отдельными слоями общества. Сюда же следует отнести действия и события, вызываемые желанием нарушить общественные запреты, с той разницей, что за такими действиями изредка дышит возможность тех форм судьбы, которые менее уловимы для общественного познания. Но в этой книге нас прежде всего интересуют те свойства судьбы, которые позволяют соотнести с ней пространство снов и сновидений, область мечты и достижения её.

В тех языках, в которых слова «сон» и «мечта» обозначаются одним словом, связь между человеческой способностью порождать виды реальности очевидней.[23]