Школа сновидений

Говорить о градациях в связи удачей нелепо, но, на взгляд автора, существует определенная разница между удачливостью, везением и удачей. В случае с последним труднопонимаемы две вещи: во-первых, предрасположенность, если можно так выразиться, к удаче чаще всего существует или не существует с рождения в виде дара, хотя иногда она может быть приобретена и позже. Во-вторых, касается как раз этого «позже»: трудно понять, что и безупречность человека не является достаточным условием для удачи с великим шансом бессмертия, хотя она является безусловно необходимой для этого. Тот толчок, каковым является удача в смысловом поле большой судьбы выглядит все же как внешний и относится к дарам силы, явно относящейся к неизвестному.

Большая удача приходит как волнение, тонкая щекотная дрожь глубоко в теле, как состояние «внутреннего визга» от предвосхищения того, что получится все, чего хотелось; она приходит как ощущение и видение слитности и ладной упругой сцепленности слов, действий, событий, как отсутствие сомнений. Почти каждый человек так или иначе пытался эмпирически «вычислить» механику везения и удачливости. Намерение этого исследования породило распространенное восприятие жизни и судьбы как азартной игры. Но удача — это не приз за умелую игру, это не просто благополучие течения жизни и судьбы, и сила её не относится к механизмам, скроенным человеком, — она как будто приходит извне, она родом из Неизвестного и дышит, где хочет и как хочет. Её родина там же, где свобода, риск, вольность.

Сны о потере и обретении удачи многообразны, удача в них может выглядеть как птица, сокровище, перемена места жизни, новая одежда, редкостный ковер, просто как свет, заполняющий опустошенность жизни. Сновидящим, которым сопутствует удача, удается гармонично и достаточно легко, хотя и не без усилий, найти свой индивидуальный путь в миры сновидений и сновидческий опыт глубоко развивает и усиливает их целостность.

Вещами, приводящими к утрате удачи, являются, кроме непостижимых движений судьбы, все обычные отягощения человечества: эгоизм, особенно с какой либо интенсивной доминантой, подминающей под себя всю остальную целостность жизни, судьбы и тела; общесоциальная порча судьбы; слабость духа человека. Такого рода упорствования в своих заблуждениях создают ситуации, когда, как говорят на Востоке, даже благословение становится проклятием.

Кстати говоря, благословение как социальная форма передачи социальной удачливости, действенна в основном лишь в тех шаблонах, частью которых она является. Такого рода благословения при свободном поиске иных направлений судьбы могут создавать событийные ограничения и ограничения сознания, которые, впрочем, преодолеваются волей к освобождению.

«С кем-то, кого я воспринимал как своего близкого друга, мы внезапно оказались в трудноописуемом месте: я знал, что мы в другом мире. Вернее, это было место, откуда брали начало многие миры. Это было очень далеко, как бы на краю восприятия. По плоской равнине тек неглубокий ручей с прозрачной темной водой. То, что я принимал за деревья, не было деревьями — я знал это.

Это были как бы плоские живые обрамления света. У источника был некто, весьма отдаленно напоминавший человека, — древний и легкий. Я видел его, как и деревья, только в непостижимый профиль. Он без слов сообщил нам, что в источнике — мертвая вода, которая удаляет все наносное и омертвевшее с тела человека. В этой воде можно находиться очень недолго, — она, или то, что живет в ней может повредить, если переусердствовать, живое тело. Мы должны были спешить, потому что в этой местности мы могли находиться очень недолго, — у нас не хватало сил.

Я вошел в воду. Она была густой и текучей в то же время, темно-прозрачной с какой-то звенящей светло-золотистой изнанкой. Я знал, что она растворяет, подобно кислоте. Я окунулся и уже выходя из воды увидел её опасную силу как мелких темных рыбешек-пираний. На берегу ручья я увидел свое тело — это было тело подростка, налитое темно-золотой ровной легкостью. Потом все исчезло…»

«Опять с кем-то, кого я воспринимал как своего близкого друга, мы на машине поднимались в горы. Было светло, как бы очень солнечно, хотя я не помню теней.

Мы остановились у скопления больших скал. Там был колодец, который и был целью нашего путешествия. Выложенные из старых темно-золотых камней, его стены уходили под почти невидимую воду. Вода в нем была живая — я узнал это сразу, как только увидел её. Нет слов, чтобы объяснить, чем была эта вода — она была живая…»

Мы подходим к тому, что можно назвать высокой или высшей судьбой, — в том смысле, что в такой судьбе реализуются и воплощаются высокие и высшие шансы свободного развития, рожденные в человеке и существующие для него. Соблазны здесь выглядят как едва ощутимая радость будущей полноты света и неограниченности, как обещание небывалого и единственного путешествия в живую и многообразную бесконечность.