Читаем Школа Стукачей полностью

Скоро амнистия, запал-мапал – не канает! На волю собрался, пропи-

дор. Он значит - на волю, а голодать из-за этого нам? Запал-манал не

канает? Взорвать шеф-повара в зоне это как стрелять шрапнелью в

дирижабль. Попадёшь, даже если стреляешь мимо.

Поэтому сейчас мы затаились на крыше и ждём. Мурод замахнулся

на святое. Нашу кишкатуру. Мы будем биться до последней капли

баланды. Это не мы развязали агрессию. Мы никому ни хотим зла.

100

Мы добрые стукачи, как Робин Гуд. Истина и Бог – с нами. Просто

не надо будить в нас зверя.

Главная опасность поста на крыши - могут заметить надзоры. Кры-

ша это off limits. Стэй Эуэй.Строго воспрещается. Штампик

"Склонный к побегу" можно схлопатать на первую страницу личного

дела. А вот интересно есть ли на свете НЕ склонные к побегу? Люди, которые не хотят бежать из тюрьмы. Не хочу с ними ничего общего

иметь! Я по жизни склонный к побегу. До сих пор. Бегать видно буду

до старости лет.

Из изолятора-то нас Дядя вытащит, и от "склонных" отмажет, но по-

ка нас туда будут тащить, каждый надзор отметится добрым пин-

ком, ещё бы – такой шанс, пиздануть исподтишка известных косы-

мовских стукачей. Как будто самого Косыма попинать. В зоне и в

посёлке желающих отпинать Косыма становится все больше. Ниточ-

ки его липкой паутины тянутся и на волю.

Так что лучше тихо тут гаситься. Сознание риска придаёт остроты.

А острота лучшая альтернатива тюремной тоске. Хотя, бывает, така-

я тоска накатывает и на воле. Это вы уже зажрались, друзья. Начи-

найте бегать трусцой по утрам.

- Ну а чо ещё он написал-та, кроме Собачьего сердца? Рассказывай,

давай! "Собачье сердце" Ганс мне обещался за пол-литра наманган-

ской у сестры своей тиснуть. Притаранит на следующую смену.

Булка в тайне гордится своим великим однофамильцем, хотя знает о

нем только из моих рассказов. Булкагов Олег – трижды судимый

вор-рецидивист. Хотя иногда в компании таких людей морально мне

гораздо легче, чем среди рафинированных начитанных гандонов с

высшим образованием, которые на все глядят с миной лёгкого пре-

зрения и моментально курвятся, как только хуй подкрадывается к

жопе, как вот, скажем, например, скурвился я. Владимира Ильича

Ленина о том, что вся наша интеллегенция - это гавно, не самое худ-

шее из того, что он вообще наговорил. С её потворства и проститут-

ского безучастия мы благополучно похоронили и Российскую импе-

рию, и хрущёвскую оттепель, и Советский Союз.

- Еще Булгаков написал книгу о которой до сих пор спорят - Ма-

стера и Маргариту.

- А про чо эта?

- Ну как тебе сказать, "про чо", про Христа, Бога который пришёл

101

нас лечить, а мы его распяли, про любовь, про писателя и талант, ну, трудно это охватить в двух словах.

- Расскажи. Не лечи меня, просто подряд давай дуй - как про Шари-

кова.

- Что, Мастера и Маргариту? Не, не смогу, до хуя делов. Тонкая

вещь. Её даже экранизировать толком не могут. Вечно всякая мисти-

ка происходит то с актёрами, то с режиссёром. С ума сходят, впада-

ют в депр…

- Да не выебывайся, расскажи! Депр, хуепр. Какие такие трудности

эти актёры твои ебаные в жизни видели? Чуть что не так - депр у

них. Это все от того что под хвост долбиться любят, но стремаются, вот и весь депр. Закрой меня с любым актёром на пару часов в хату, любого укатаю, как тёлочку заезжую. Э-эх, как к нам приехали

врачи, хуесосы-москвичи! Давай трави про Маргаритку.

- Олежка, я честно плохо помню.

- Ща, сука, с крыши сброшу, довыёбываешься штучка нарядная!

Булка неожиданно пинает меня в коленную чашечку своим желтова-

тым ковбойским сапогом. По традиции принятой ещё с первой от-

сидки, он заливает носки сапог свинцом. Оружие шпаны. Школа

зоны-малолетки.

- Ладно, ладно, ладно… В белом плаще с кровавым подбоем, шарка-

ющей, кавалеристской походкой…

- Да заткнётесь вы нахуй? Смотрите вон Дончик лезет! Проголодал-

ся, нехороший человек! Кишкомания хуже наркомании.

Бибик пихает меня в ребро. Терпеть не могу такого отношения. Надо

спалить кого-нибудь срочно. А то они мне тут или ребра перелома-

ют, или вообще сбросят с крыши.

В это время из дырки в заборе между механическим и задним дво-

ром столовой полностью материализуется сутулая фигура Дончика.

С крыши он кажется маленьким и напоминает морского конька, на-

бравшегося смелости и вырывающегося из куста водорослей на от-

крытое пространство. Не хватает голоса натуралиста Дроздова за

кадром: "Борьба за выживание в агрессивной среде мирового океана

толкает это экзотическое животное на подвиги, поразительные по

своей смелости".

Дончик - признанно лучший мастер по производству кнопочных

ножей-выкидух. "Чопиков" - как он сам их ласково называет. Он хо-

рошо чувствует сталь и у него неплохой вкус. Может сделать даже

самурайский меч, если понадобится, но чопики это его хлеб с

102

маслом. Все хотят отправить домой памятные сувениры с зоны, и это

делает чопики очень популярными. Запал с чопиком – пятнадцать

суток ШИЗО. А на бизнес Дончика менты глаза закрывают, сами чо-

пики страсть как любят. У него монополия. Остальных умельцев бы-

стро сдают. Подозреваю, не без участия нашего горбатого оружей-

ника.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Двенадцать
Двенадцать

Все ближе 21 декабря 2012 г. — день, когда, согласно пророчеству древних майя, истечет отмеренный человечеству срок. Все чаще звучит роковой вопрос: погибнет ли наша планета или мы сможем шагнуть в новую, более милосердную и справедливую эпоху?..Детство Макса прошло в мире красок и чисел, и до шести лет он даже не умел говорить. В юности он перенес клиническую смерть, при этом ему являлись двенадцать загадочных силуэтов, в каждом из которых было начертано некое имя. Не в силах постичь смысл этих вещих имен, он тем не менее сознавал их исключительную важность.Лишь спустя восемь лет Макс, уже окончивший два университета, встретил первого из Двенадцати. Эта встреча положила начало провидческому пути, на котором он стремится познать тех, с кем его непостижимым образом связала судьба. Возможно, он получит и ответ на главный вопрос: что произойдет 21 декабря 2012 г.?Новый мировой бестселлер — завораживающий поиск разгадки одной из главных тайн человечества и путь к духовному просвещению каждого из нас.

Уильям Глэдстоун

Экспериментальная, неформатная проза