Жизнь моя нормализуется совершенно. Утром встаю, открываю
«Морозко» и достаю оттуда пару кубов Колиного раствора. Легко,
безпроблемно щёлкаюсь – вены превосходно отдохнули в отпуске и
снова готовы к работе.
Теперь поездка в утреннем московском метро, которое в эти часы
становится похоже на мусорный конвейер, проходят для организма
совершенно безболезненно.
Перепады Ленкиного настроения на работе тоже теперь совсем не
разбивают мне сердце. Не любишь, не надо. Похуй на тебя, дамочка.
Идиотская строительная терминология тоже не раздражает. Слова
типа "пескоструйка" переводятся поэтически легко и доступно для
турецких потребителей моего магического дара переводчика. Жизнь
скользит на всех парусах вперёд. К радости и счастью участников.
Я теперь знаю, как легко взвинтить себе дозу, и поэтому, становлюсь
по-кошачьи осторожен с кубатурой и дозой. Зачем хуяриться до по-
лусонных пинаков? Достаточно поддерживать бесперебойный бо-
дрый похуизм. Это все что мне нужно. Не уставать, быть бодрым и
не обращать внимание на полную неприспобленность окружающего
мира к моему хрупкому утончённому существованию. Опий дает
нам кожу гиппопотама. А с кожей такой толщины наверное дожили
бы до глубокой старости повесы и бродяги пера – Есенин, Маяков-
ский, Хемингуэй.
Хотя тоже ещё вопрос – Высоцкого, например, или Булгакова не спа-
сла и дюймовая морфийная шкура.
Похоже, моя московская мечта, наконец, сбылась. Я живу в
Москве. У меня есть ненапряжная работа с бесплатным питанием и
чувство уверенности в завтрашнем дне. Одно плохо – некоторая за-
висимость от неведомого Коли.
Ну, я думаю таких коль в Москве много. Не пропаду.
Недавно прочел, что в Москве в этом году купили больше мерседе-
сов-600, чем во всех странах Европы вместе взятых. О, здесь вертится
безумное бабло! А оно привлекает и кайф – в количествах, думаю
достаточных, чтобы вообще стереть Европу с лица Земли.
Москва плещется нынче в бабле, наркотиках и проходимцах гораздо
более высокого полёта, чем ваш покорный слуга.
***
Булка пропал. Его нет уже несколько часов. На то чтобы переворо-
шить библиотеку вверх дном хватило бы и пары.
Максимум часа три. Он не появляется всю ночь. Я уже несколько раз
успел заснуть и проснуться, а его все нет. Чернота узбекской ночи
растворяется в быстро проявляющемся рассвете. Зона, наконец, уго-
манивается в предутреннем сне.
Я пойду его искать. У меня нехорошее предчувствие. Пытаюсь кан-
тануть Бибика. Бесполезно. Скотина спит как убитый.
Я спускаюсь с крыши и крадусь вдоль бараков к админу.
Библиотека у самой границе. Смотрит окнами на плац, где я обычно
провожу развод. Вернее проводил, кажется, с последнего развода
прошло лет двести, а не сутки. Три мушкетёра кончились. Теперь
вот двадцать лет спустя. Какой бред. Мысли в голове не соответству-
ют поведению моего тела.
Тело напряжённо и готово к взрыву энергии. Я готов одним импуль-
сом рвануть вперёд как кролик. В спасительный админ и зданию
штаба.
В нас живут лесные инстинкты. Они хорошо проявляются в такие
вот пограничные моменты. Я слышу и вижу на сотни метров. Я у-
лавливаю малейшие оттенки запаха, я чувствую телом колебания
воздуха. Я крадусь. Не зря у этого слова один корень с "красть". Я
краду самого себя и свою задницу.
Булки нигде не видно.
Когда я дохожу до границы с админом, там сидят три сонных васька.
Блатные гвардейцы. Охраняют админ. Делаю шаг им навстречу. Ещё
один. План пока не созрел, но я доверяю своему телу и мозгу, рабо-
тающим сейчас в режиме овердрайв.
Из-за поворота со стороны штаба вдруг беззвучно появляется фигу-
ра в камуфляже. Форма его настолько непривычна на вид, что он на-
поминает робокопа. Сразу встаёт перед глазами картина с лысым
роботом по-ковбойски крутящим свой Магнум.
"Как тебя зовут, сынок ? - Мёрфи!".
За первым роботом-полицейским возникает ещё один. За тем ещё,
ещё и ещё. Как в немом кинофильме. Урфин Джюс и его деревянны-
е солдаты.
Васьки даже не успевают встать с корточек и поставить на землю
кружку с чифиром. Она и только она нарушает тишину, покатив-
шись с оглушительным грохотом по плацу.
Миг и васьки уже мешками лежат лицом вниз на прохладном утрен-
нем асфальте. Их неестественные позы меня веселят. С чувством о-
громного облегчения я устремляюсь навстречу освободителям. " Я
свой, я свой, я козел, не стреляйте братья!"
До робокопов остается ещё пара метров, когда вдруг что-то лупит
меня шаровой молнией в основание шеи и везде сразу становится
темно.
***
Объявляю тот день самым ебанутым днём моей жизни.
Событие, которое имело место быть с молниеностной сверхсветовой
скоростью пристроило меня в жизни на многие годы вперёд.
В эти годы я не платил не за квартиру, не за свет, не за газ. Я был
обут, одет и обкурен. Проблема была в основном, как убить время.
Иногда я с ужасом вспоминаю эти годы, а иногда с нежностью.
Пьеро заявила, что у Коли сегодня порожняк. Сказала, что это её
страшно заебало и пора завязывать с "этим самоубийством".
Она, мол, еще хочет стать матерью. Меня немного возбудило её
желание, ведь тут я бы мог ей пригодиться. Но вслух я этого не ска-
Абба Лейбович Гордин , Братья Гордины , Вольф Лейбович Гордин , Леонид Михайлович Геллер , Сергей Владимирович Кудрявцев
Биографии и Мемуары / Экспериментальная, неформатная проза / Документальное