Всеобщая голодовка продолжается уже сутки. Однако Бурят смяг-
чился под вечер – можно есть, но только не "хозяйскую" пищу. Запа-
сы, консервы, сухари. Всё канает, кроме баланды. И чифир. Чифир.
Чифир. Шампанское папской революции.
***
Звоню каждые две недели. Как договорились. Последние пару д-
ней уже считаю по часам. Жду этого разговора, готовлюсь к нему.
Репитирую даже перед зеркалом. Будто не по телефону станем го-
ворить, а встретимся.
Все время про себя разговариваю с тобой.
Хвастаюсь. Жалуюсь. Скучаю. Очень скучаю. Иногда, да какой там
иногда, каждую секунду я хочу говорить с тобой. Мне так одиноко
без тебя. Кажется, только твоё присутствие поставит всё на положен-
ные места.
Иногда мелькает мысль о чем-то очень-очень важном и мне прихо-
дится её записывать, чтобы не забыть до следующего "сеанса связи".
Донести до тебя, Вероника.
Мы говорим по два, два с половиной иногда часа. Трубка телефона
делается горячей, скользкой.
Хрящ правого уха тоже размякает, и ухо превращается в тряпку.
Нет ничего прекраснее общения между мужчиной и женщиной, е-
сли есть притяжение и любовь. С этим может сравниться разве толь-
ко танец. Как говорят : It takes two to tango. Для танго – нужна пара.
Без этой пары нельзя никак. Даже самый высочайший уровень само-
достаточности несёт в себе разрушительную тоску о партнёре.
Долгие телефонные разговоры.
Как и виртуальные романы наших с вами дней, они могут быть о-
чень горячи. Они могут кипеть. Они могут бурлить вулканом. Взры-
вом эмоциональных потрясений.
Вся беда в том, что ни вулкан, ни кипение страсти, ни эмоциональны-
е американские горки не могут длиться вечно. Особенно если между
вами расстояния в тысячи километров провода.
Когда ты на пике тебе кажется – это навсегда. Это в вечности. Это и
есть жизнь.
Но с годами, покипев эдак не раз до крайней точки, до сбрасывания
крышки бурливым неугомонным потоком, постигаешь – это всего
лишь короткие моменты. Очень короткие. Ничтожно короткие. И
надо полностью им отдаваться – потому что скоро все пройдёт. По-
тому что это – доли долей секунды. Останется только лёгкой
накипью немного горькая ностальгия… Ностальгия по прошлому
которое не вернуть не за какие деньги.
Наша любовь, такая горячая, когда за любимую хочется грабить
банки, стрелять из пистолета, скрываться от ментов, эта любовь тает
у меня на глазах. Я вижу это и ни чего не могу сделать. Апатия рабо-
тает как обезболивающее.
Мы разговариваем часа полтора. Потом час. Потом легко уменьша-
емся в полчаса, как старые, добрые приятели. Когда-то родные. В
другой жизни.
Можно сто тысяч раз повторить "ятебялюблю". Можно вздыхать и
твердить "Я так скучаю". Это не реанимирует впадающего в кому
чувства. И ты видишь это и ничего не можешь поделать. И лишний
раз убеждаешься какое дерьмо этот дешевый киносеанс который мы
смотрим из недр головы и называем размытым словом "жизнь".
И каждая попытка выскочить из кинозала или хотя бы поменять за-
стрявший поперёк горла фильм, приводит только к боли, ломке,
тюрьме и возврату в своё постылое неудобное кресло.
Я с ужасом наблюдаю, как рушится мой мир. Маленькая зацепка,
придающая осмысленность всему, Вероника, женщина которой так
приятно доставлять наслаждение, отдаляется от меня, оставив толь-
ко пустоту и похмельную тупость.
Может быть плюнуть на все и лететь к ней обратно, в Ташкент? Я о-
чень импульсивен. Лучше смерть - стоя, чем жизнь на коленях.
Импульс движет мной, когда бросаюсь с головой в роман с Верони-
кой. Импульс движет мной, когда впервые беру у Юры ханку. Им-
пульс движет мной когда хуярю дробью в лицо тому рыжему живот-
ному с белёсыми глазами. Импульс движет мной, когда курочу же-
стяной сейф моего валютного босса.
Сейчас импульса почему-то нет… Перегорело всё.
Значит в Ташкент я не поеду…
Я уже изменил ей. Не физически, но мысленно. Я возжелал Ленку с
работы. Это тоже заставляет меня презирать свою собственную суть.
Гнилое и похотливое нутро… Теперь у меня нет ни Ленки, ни Веро-
ники.
Нет и меня самого. Да, забыл сказать, денег тоже нихуя не осталось.
Я работаю на автопилоте потому что боюсь сдохнуть под забором в
чужом, жёстком городе. Количество вечерних "отвёрток" растёт
скачкообразными темпами.
Но с особенным ужасом я жду воскресения.
Какой жуткий день! Не хочется просыпаться. Я заставляю себе за-
снуть снова и снова, лишь украсть ещё кусочек от бесконечной вос-
кресной пытки. В конце-концов или мочевой пузырь или тупая го-
ловная боль от пересыпа, заставляют меня вернуться в реальность. А
этот паскудный Багарь тоже никак не приучится срать где положе-
но. Сейчас накормлю его песком на завтрак. Хотя от этого станет га-
же только мне самому…
Все прошлое воскресение я провёл в кинотеатре. Прятался в туалете
под конец фильма, чтобы остаться халявно на следующий сеанс в
другом зале.
Кино тот же наркотик. Замена постылой реальности. Просто печень
не так разрушает, как опий с гидрой. А в остальном тоже самое.
Отвёртка, сон, кинофильмы… Вполне приличные способы забыться.
Но я знаю более превосходный способ. Вспоминаю о нём все чаще.
Мои вены давно зажили. Остались только несколько мелких белых
Абба Лейбович Гордин , Братья Гордины , Вольф Лейбович Гордин , Леонид Михайлович Геллер , Сергей Владимирович Кудрявцев
Биографии и Мемуары / Экспериментальная, неформатная проза / Документальное