шрамиков. И память о кайфе. Светлая, добрая память. Похоже, что
вечная память. Старый друг – лучше новых двух.
Я совсем не помню ломку. Зато, я очень хорошо помню кайф. Я ску-
чаю.
Иногда во сне я пережимаю привычно ногой мой локтевой сгиб, мас-
сирую вену и иступлено жахаю в неё иглой… Только вместо прихода
я просыпаюсь.
И хочу сдохнуть всё сильнее.
Эти мои сны и тоска по игле - страшная тенденция. Тело уже при-
выкло жить без наркотика. А вот голова все время к нему возвраща-
ется. Надо чем-то занять голову. Чем?
Самое лучше – завести новый роман. Такой чтоб как гейзер лупил!
А? Только вот с кем? Надо бы повнимательнее осмотреться вокруг.
Ну извини уж , Вероника… Обета безбрачия я тебе не давал. Пока-
тился я по наклонной. Гуляй и ты, Вероника если уж станет невтер-
пёж. Только так чтоб я не узнал… Мысль о тебе под чьей-то волоса-
той грудью с небритыми подмышками и, почему-то татуировкой в
виде якоря, унизительна…
***
У нас кончилась питьевая вода, и сорвиголова Булка решил сде-
лать вылазку. Мы с Бибиковом благословляем его в дорогу матом.
Уже стемнело, и по зоне объявили отбой. Хотя в нынешние времена
это пустая формальность.
У узбекского неба ночью блеск и цвет битума. Крыша тоже облита
битумом.
Мы лежим на тёплой крыше и смотрим с Бибиком в битумное небо.
Ночь черна. Ночь нежна.
- Ну значится откинулся он. Все путём. Едет домой. А ему кенты го-
ворят – пиздец весь микрорайон твоей Ксюхе уже на клык дал.
- И чо?
- Ну чо-чо? Берет тот мужик бритву…
- Ну нахуй, валит её? Только откинулся и о по-новой? Пиздишь ты,
сука.
- Ты слушай, заебал, берет он, значит, бритву и бреется нахуй.
- Хахаха! Джентыльмен, бля, какой! Бреется, а?
- Патухни мразь!
- Ну и чо, и чо?
- Бреется он короче.
- Пагоди, он ебало бреет или хуй?
- Ебало бреет, конечно!
- Дааа… Воспитание-с! Этого у твоего лирического героя не отнять!
- Какого ещё в пизду героя? Вообще не буду ничего рассказывать.
Иди нахуй, гандон.
- Игорь, Игорёха, ну бля со скуки я. Просто сдохну, если не скажешь
что он потом сделал? Принял ванну? Начистил до режущего глаза
блеска туфли? Долго выбирал подходящий в тон галстук?
- Нихуя! Он взял эту пену от бритья, с волосками со всеми, ну, с ще-
тиной своей короче, взял и намазал себе на хуй!
- АХХАХААХА – намазал на хуй пену с волосками, какой поворот
сюжета, герой-извращенец! А потом он, наверное, долго дрочил и
жёг до утра её письма?
- Намазал хуй пеной, да! Одел костюм. Купил цветов, ваксы – и к
этой Ксюхе прямой канает! "Здравствуй любимая", мол.
- И чо?
- И ничо. Выебал её как врага народа. Так отхуярил, что она к утру
ноги свести не могла. А через три дня её в больницу и положили. Вся
пизда снутрях загноилась, пиздец прямо. Волосков он ей туда натол-
кал хуем.
- И чо?
- Вырезали у той шалавы все нутро. Вот так.
-Жуть какая, Бибик
***
Первый раз я увидел Пьерошку в метро. Она впорхнула на Бау-
манской. У всего вагона к тому времени был землисто - выцветаю-
щий цвет лица. Что поделаешь, солнышко московское, поздне-осен-
нее.
А у этой был шоколадный, студийный какой-то загар. Не особо есте-
ственный, но по сумасшедшему сексуальный. Шоколад. Космополи-
тен.
"Если выйдет на Щёлковской, мне повезло. Если выйдет на Щёлков-
ской, мне повезло".
Вышла. На Щёлковской. Только не в мою сторону. Все равно пото-
пал следом. Что бы ей задвинуть эдакое? В голове только "А вы не
знаете который час?"
- Девушка, девушка, простите ради бога!
Ускоряю шаг и невольно спотыкаюсь. Так трудно подобрать размер
обуви без Вероники! Она про меня знает больше чем я сам.
- Слушаю.
Ноль эмоций. Взгляд холодный. Отрешённый. Смотрит сквозь меня.
- Девушка, а вы спешите?
Дальше-то что говорить?
- Спешу.
- Вы знаете, я не такой, кто пристаёт к девушкам на улице.
- А какой?
- Хороший. Я – хороший. Я тут живу неподалёку.
- Рада за вас.
- А вы не хотели бы…
-Нет. Я не хотела бы.
- Понимаете, я сам с юга приехал, из Ташкента.
- Это в Киргизии?
- Нет, что вы, это в Узбекистане.
- А какая разница?
- Да я думаю – никакой теперь уже.
- Ну вот – сами говорите что "никакой".
- А у меня дома одна вещица есть, такая травка особенная, может,
слышали, настроение поднимает, если курнуть.
- Вы хотите угостить меня шмалью? Я не люблю шмаль. Шмаль лю-
бит Артур.
- Артур? Какой Артур.
- Мой жених. Я скоро замуж выхожу.
- Поздравляю
-Спасибо. А так я по чёрной торчу.
- Извините, не совсем понимаю московский сленг, по-чёрному торчи-
те?
- Терьяк. Солома. Химка. Понимаете?
- Солома – маковая?
- А зачем же так орать? Как у вас с головой? Все в порядке?
- Нормально, шепчу, с головой! Вас мне бог послал!
- У меня есть жених. Он тоже так говорит.
- Давайте возьмём поскорее соломы, девушка. Я заплачу за дозу для
вас!
- Заплатите? За меня? Клёво! А за Артура?
- И за Артура!! И за такси!! Куда нам ехать-то? Быстрее!
- А зачем на такси тратиться! Лучше возьмём побольше кубатуры!
На Каширку нам. На метро и доедем. А вы случайно не из милиции?
- Разве, похоже?
- Не-а.
- Я из Ташкента. Не из милиции. Только не кому не говорите, там ме-
ня, как бы это сказать, потеряли. Помчались же. Помчались!
***
Булка вернулся с водой, чёрствым пайковым хлебом и новостями.
Абба Лейбович Гордин , Братья Гордины , Вольф Лейбович Гордин , Леонид Михайлович Геллер , Сергей Владимирович Кудрявцев
Биографии и Мемуары / Экспериментальная, неформатная проза / Документальное