– Мой досточтимый собеседник, очевидно, подобно небесному князю Ли, наделен властью сначала казнить, потом докладывать, – вежливо отвечал Сюань-цзан.
– Что случилось, учитель? – спросили Тангвен, Эльвин и Афарви, едва выйдя из рукава.
– Я беседовал сейчас с очень влиятельным человеком, и, судя по тому, что я узнал от него, вам всем следует сложиться, купить гроб, преподнести его в знак почтения мне, вашему наставнику, и разойтись по домам, – безмятежно сказал Сюань-цзан. – Сперва он дал мне понять, что вместо обучения письму мы должны, не откладывая, переходить прямо к познанию дао, затем – что всякое упоминание о дао в этом государстве карается законом. Полагаю, что в стране, где царит такая неразбериха, никому не будет вреда, если я продолжу преподавать вам уставной почерк кайшу?
– Ваша проницательность, учитель, подобна в некотором роде рентгену, – сказал Эльвин.
– Каким образом получилось, что вы, не будучи британским подданным, занимаете здесь постоянную должность? – спросил Зануцки, с удовольствием разглядывая архивариуса Хлодвига, показавшегося ему образцом солидности и адекватности.
– По личному приглашению директора. Мы познакомились с господином директором случайно, столкнувшись в Дрездене, у Черных ворот, в прескверную погоду: он одолжился у меня табаком и, видя, как моя табакерка поеживается от холода, немедля пригласил меня на стаканчик глинтвейна, где мы и заключили с ним вечный дружеский союз. Ему особенно полюбилась моя крестница, Эрменгильда, – он даже заточил ее жениха в чернильницу и до конца вечера танцевал только с ней.
– Заточил… в чернильницу?
– О, временно, временно! Но затем меня постигло несчастье: я потерял свое место в Дрезденском городском архиве, где служил много лет, – поверите ли, из-за сущего пустяка. В ночь, когда я должен быть дать особенный фейерверк в честь визита господина градоначальника Шлосса, я по недосмотру выпалил в воздух господами племянниками нашего начальника канцелярии. Это были премиленькие золотистые дракончики, они свернулись в жерле пушек калачиком, задумав свою шалость, и они вертелись и резвились в воздухе ничуть не хуже огненных цветов, но все же мне отказали от места. А ведь я тысячу лет до того служил верой и правдой, и ни одна рукопись никогда не жаловалась на меня господину начальнику канцелярии! И вот, когда я, в полном отчаянии, танцевал в Вене на балу в честь новоселья моего кузена в его подземном дворце, Мерлин и предложил мне запросто должность хранителя архива в своей школе, на что я, разумеется, с радостью согласился, ибо мои перламутровые пуговицы, которые в действительности вовсе не пуговицы, знаете ли, уже начали шептать мне: «Соглашайтесь скорее, господин архивариус, не прогадаете!» «В память о вашей любезности, когда вы угостили меня табачком, милейший Хлодвиг, я оставлю это место за вами сколько пожелаете, ведь вы тогда спасли мне жизнь». Вот что сказал мне господин директор школы.
И архивариус зажмурился, стараясь получше припомнить все подробности той встречи.
Затем на переаттестацию был вызван Змейк. Когда он сел напротив комиссии, его для начала попросили детально рассказать, где, когда и как он сам получил в свое время образование.
– Начала образования я получил в доме своего отца. Моей семье свойствен достаточно патриархальный уклад, и с раннего детства моя свобода была, как тому и следует быть, существенно ограничена. Шесть лет, между семью и тринадцатью годами, я провел… в одном закрытом учебно-религиозном заведении, – сказал Змейк. – Однажды я вынужден был убить в силу стечения обстоятельств одного из высоких гостей школы, – слегка осовевшие было методисты встрепенулись. – От этой истории я вас избавлю, так как детали ее малоаппетитны. После этого меня отозвали, и я снова вернулся в родительский дом. Мой отец был в целом доволен моими успехами и, по совету друзей семьи, отправил меня для продолжения образования в Элевсин.
– Нет, вы уточните, пожалуйста, – как убили, в связи с чем убили? – резко прервал его Зануцки.
– Он хотел от меня того, что я совершенно не готов был ему предложить, – холодно разъяснил Змейк. – В наше… учебное заведение гости такого ранга приезжали, как правило, с целью развлечься, однако ученики традиционно оставались от этих забав в стороне. Один чрезвычайно знатный посетитель, случайно столкнувшись с воспитанниками, проходившими мимо парами, остановил свой взгляд на мне, избрал меня объектом развлечения и потребовал прислать меня к нему. Мои наставники после некоторых колебаний выполнили эту просьбу. После первых же его слов, обращенных ко мне, я обрушил на него потолок.
– Что это были за слова? – не отставали методисты.
– Он похвально отозвался о моей внешности, – с легкими металлическими нотками в голосе пояснил Змейк.
– А ваших родителей и учителей не обеспокоило совершенное вами убийство?